Врываюсь внутрь, подхватываю мальчика на руки, прижимаю к себе. Он затихает, прижимается в ответ, и в этот момент я понимаю: это не просто ребенок, это частица меня самой, моя надежда на будущее. Вместе мы вырвемся из этого кошмара, вместе мы найдем дорогу к свету.
– Ах! – словно вспорхнувшая стайка встревоженных птиц, распахнулись длинные, угольно-черные ресницы, а из рубиновых омутов глаз хлынул ливень слез.
– Что это со мной? – прошептали детские уста, и маленькие ладошки, словно нежные крылья, вытерли мокрые дорожки со щечек, пылающих румянцем зари. «Точно! Мама оставила меня дома», – словно далекое эхо, прозвучало в голове девочки.
В то время, как все сородичи отправились на торжественный пир, лишь юная наследница ковена осталась в одиночестве. Девочка, чьи волосы сияли белизной первого снега, а глаза, окруженные густыми, черными ресницами, напоминали два алых граната, с пухлыми губами, делавшими ее похожей на ожившую куклу, была совсем юна – всего двенадцать лет.
Дети ведьм рождались редко, словно драгоценные жемчужины, и это не случалось уже несколько веков. Маленькая ведьма, словно дар небес, в награду получила имя в честь богини Лилит, которой поклонялись все ее сородичи. Ей был дарован дремлющий потенциал, который должен был раскрыться лишь к столетию, а до тех пор ей было запрещено покидать родные стены.
Обиженная маленькая ведьмочка провела всю ночь в своей комнате, словно птица в золотой клетке. Утренний луч солнца, проскользнув сквозь окно, разбудил Лилит. В надежде на возвращение родных, она спустилась на кухню, но ни в одной из комнат не обнаружила ни души. Проходя мимо открытого окна, девочку насторожили оживленные голоса, доносившиеся с улицы. Она подошла к окну, присела на корточки, словно испуганный зверек, и стала жадно ловить обрывки фраз.
Целая толпа существ и людей, гудела и кричала. Этот хаос звуков слился в единый оглушительный гул, в котором можно было различить лишь обрывки слов.
Внезапно чей-то грозный голос, словно раскат грома, заставил толпу замолчать: – Эстофер, повелитель Эндовьера, пал! – эта весть, словно удар, поразила собравшихся, тишина, и без того мрачная, сгустилась до осязаемой тьмы. – В час ночной, на пиру, коварные ведьмы совершили злодеяние! – прогремел голос советника, словно похоронный колокол.
Толпа разразилась стонами ужаса и причитаниями.
– Но не преуспели злодейки в своем черном замысле! Ценой собственной крови, наш господин истребил каждую, кто поднял руку на святое, да не будет им прощения! Отныне нет места этой нечисти на земле!
Волнение в толпе взметнулось ввысь, словно пламя пожара. Голоса слились в единый крик негодования. Одни, словно громом пораженные, ждали объяснений, другие извергали проклятия в адрес ведьм, обвиняя их в жажде власти и предательстве.
Лилит, услышав роковые слова, почувствовала, как мир вокруг нее померк, а ноги стали ватными, рухнув на землю. Мир, казавшийся до этого уютным коконом, рухнул, погребая под обломками надежду. «Нечисть…» – это слово жгло хуже раскаленного клейма, выжигая на нежной душе Лилит клеймо предателя. Она, дитя ковена, вдруг оказалась врагом, изгоем в мире, где ей только предстояло расцвести.
Слезы текли безудержным потоком, словно весеннее половодье, смывая остатки детской наивности. В голове роились вопросы, терзающие душу, как стая голодных волков, «Почему? Зачем? Что теперь будет?» – ответов не было, лишь звенящая тишина, нарушаемая всхлипами маленькой ведьмы.
