Таня улыбнулась. "Перевал Дятлова"? – написал Сергей Александрович, – "Тебе что, интернета мало?". Она ответила: "Мало! Мне надо знать, что вы думаете об этом."
Пришел ответ: "Да я ничего об этом не думаю, потому что давно уже этим не занимаюсь. Но я планирую передачу на эту тему с историками и криминалистами. Поучаствуешь? Это будет где-нибудь через месяц." Таня ответила утвердительно.
– Я иногда слушаю за рулем ночные ваши эфиры – ну, про рок-музыку, – продолжала Верка, – а разговоры про всякую там политику не люблю. Но я где-то слышала, что вы к себе приглашаете тех, кого ни на телевидение, ни на другие радиостанции не зовут.
– Да, у нас бывают и представители оппозиции, – подтвердила Таня. – А передачи о классической музыке ты не слушаешь? Они тоже ночью идут, по-моему.
Верка вместо ответа скорчила рожу, которую следовало бы сфотографировать, чтоб показывать в утешение всем, кто из-за бездарности не был принят в музыкальную школу. Эта гримаса вызвала интерес у Танечки. За три дня проживания у нее скрипачки они впервые беседовали так долго. Все предыдущие дни Таня по утрам торопилась, по вечерам была занята. Пристально смотря на скрипачку, она спросила:
– Как можно не любить то, что делаешь лучше всех?
– Ну, уж это глупость. Скривила Верка лицо на другую сторону. – Выдающимся музыкантом мне не бывать, слишком много времени упустила. И ты меня неправильно поняла. Я скрипку люблю, однако, не так, как надо ее любить, чтоб реально стать лучше всех. Она для меня далеко не на первом месте.
– Но почему? Ведь это – твое!
– Я гораздо больше люблю машины, – проговорила Верка, зевая. – Я лучше стала бы автогонщицей. Но ведь тут у меня совсем мало шансов! Или продюсером. Я давно хочу поступить на курсы продюсеров.
Таня, встав, стала мыть посуду. Ей было ясно, что все это говорится назло кому-то – если не ей, то самой себе. С досадой взирая на ее задницу, все нюансы которой были предательски обозначены тонким шелком халата, Верка продолжила:
– Я никак не могу понять, с какой это стати все вдруг решили, что если я двадцать лет уродовала свои шейные позвонки вот этой херовиной – значит, на меня можно смотреть как на нечто вытесанное из камня? Ах, ты скрипачка? Значит, ты должна думать так-то и делать то-то. Ведь это – бред! Бред конкретный!
Таня молчала.
– Вот взять хотя бы тех трех девчонок, – не унималась Верка, – ну, тех, с гитарами! Ведь у них, по-моему, неплохое образование.
– Да, у двух – университетское.
– Ну, вот видишь! Им почему-то никто не навязывает шаблоны. Я вчера видела на Ютубе, как эта Настя публично трахается. Нормально?
– Ты еще ролик с курицей посмотри.
– Смотрела уже. Офигенный ролик. Шедевр! Что она хотела этим сказать?
– Понятия не имею. И вряд ли мне удастся это понять, ведь я образована далеко не столь основательно.
– Она – дура! – вскричала Верка. – Как ты не понимаешь? И ничего она не хотела этим сказать! Просто видит – курица. А ну, дай, думает, засуну, потом придумаю что-нибудь! И я так хочу. Мечтаю. Прямо под камеру – схватить курицу, задрать юбку, и …
– Что мешает?
– Скрипка, что же еще? Я потом всю жизнь буду думать, что из-за этой курицы на Ютубе меня в нормальный оркестр и не приглашают. Бедная курица! Ведь она ни в чем не виновна! А у меня – реально кривая шея! Это бросается в глаза?
– Нет, совсем не бросается.
Но скрипачка все-таки приуныла. Телефон Тани вдруг запетюкал. Вытерев руки, она взяла его и прочла сообщение. Поглядела на Верку.
