Молодой врач долго смеялся, когда я рассказал ему эту историю. И я смеялся. И был рад, что сапфир нашёлся, хотя процесс его извлечения удовольствия мне не доставил.
Однако весёлый парень был чем-то похож на Дарама, у него была бездна хорошего настроения и... Я получил гораздо меньше неприятных ощущений, чем ожидал.
Пока мы развлекались таким сомнительным образом, Домато от руки составил программу моего обследования.
Когда он познакомил меня с ней, я честно признался, что его каракули – дикий космос. Он кивнул и ничего пояснять не стал.
Мне выделили каюту очень похожую на наши, только изначально рассчитанную на одного бойца (такой роскоши на имперских кораблях не водилось). Я почитал в сети что-то про алайцев, чтобы расслабиться, ну, про все эти ритуалы и поединки, и завалился спать.
Эрцога в этот и в следующие четыре дня я не видел, хотя на «Леденящем» меня пускали почти куда угодно.
Сам я к Локьё не пошёл, а он меня не вызывал. Вот я и бродил по кораблю бессмысленно и беспощадно – от столовой для обслуги двигателей до личного бассейна эрцога.
Элиер, так звали молодого врача, взялся устраивать мне экскурсии. У него тоже было одно имя, как у Дарама и главного медика эрцога, и я не удержался – спросил, откуда он родом. Но врач только рассмеялся.
Я всё-таки плавал ещё в экзотианском и решил, что он просто не понял вопроса.
Как-то мы, нагулявшись по оранжерее, спустились на нижнюю палубу. К реакторам, где стояла охрана, мы не подходили, конечно, но облазили достаточно, чтобы я получил приличное представление о сходстве и различии наших кораблей.
Я расспрашивал о каких-то мелочах, мне охотно отвечали. Острые углы обходил сам.
С Элиером мы больше не вспоминали о его происхождении, но имя медика оказалось неудобным для моего языка, и я постоянно спотыкался об него. Наконец не выдержал и спросил, есть ли какая-то более простая форма? Он рассмеялся, он был вообще любитель посмеяться, и ответил:
– Можно Элирэ или просто Рэ.
И тут у меня в голове что-то щёлкнуло. Я до конца не понял, за что именно зацепился, но имена легли вдруг в какой-то осмысленный ряд: Дарам, Элиер, Домато, Рогард... Дарам тоже говорил мне, что уменьшительный вариант его имени – Дарма, последний слог как бы переворачивался.
Я поднял на своего собеседника глаза, и он перестал смеяться. Покачал головой и положил мне узкую, но крепкую ладонь на губы, показывая, что говорить об этом не надо. И отрицательно покачал головой – совсем не надо.
Я кивнул, и он убрал руку.
– А здесь у нас вход в оружейную, – продолжил медик как ни в чём не бывало. – Но нас туда, пожалуй, не пустят.
– Скажи, Эли...рэ, – да, так было произнести легче. – Существуют такие поражения мозга, которые вообще не лечатся? Я считал, что медицина сейчас достигла всего, чего ей хотелось?
– Ну, если отхватить тебе полголовы, то это действительно не лечится. Вернее, вырастить-то мы можем всё, но это будет уже совсем другая личность. Причём с определёнными изъянами. А почему тебя это интересует?
Я рассказал про Влану. Очень скупо, обходя имена и причины.
– Эйниты, говоришь, отказались? А диагноз какой?
Точного диагноза я не вспомнил.
– Наверно, действительно плохо дело, – сказал медик. – Но если можешь, запроси подробный диагноз. И покажи Домато. Хоть совесть твоя будет спокойнее.
Я кивнул, вспоминая, что для запроса придётся обратиться к эрцогу. Средства связи у меня по прибытии на «Леденящий» изъяли.
