Постмортем - страница 9

Скрипит дверная пружина, Сонечка резко оборачивается. Никита смотрит спокойно, без улыбки. Дождь стучит по широким плечам, обтянутым камуфляжной курткой.

– Не слушай их, – уверенно говорит он. – Они просто маленькие. Кто-то еще маленький, а кто-то вообще не вырастет. Не дорастет, в смысле. Ты написала прекрасное стихотворение.

Сонечка шмыгает носом, несмело улыбается. Никита глядит по сторонам, будто размышляет, что бы еще сказать. Наконец, находит:

– Меня Никита зовут. Ты шаурму любишь?

Соня Дятлова. 10.10.2004

Воскресным утром Сонечка и Никита идут по улице Тимофея Белозерова. Точнее, Сонечка спешит на остановку, чтобы уехать домой, а Никита ее провожает. Молчат. Это то самое утро после первого секса, когда вначале смотрели кино, что-то пили для храбрости, потом неловкие объятия, поцелуи – и вот, свершилось, звонят колокола, белый дым над Ватиканом. И – моментальная потеря интереса. Денег на такси нет, лежат и разговаривают до семи, в половине восьмого Сонечка засобиралась домой. Теперь Никита тащится рядом, отставая на полкорпуса, и с раздражающим энтузиазмом рассказывает об убогих достопримечательностях спального района вокруг.

Обширный строительный рынок заволокло туманом, у подножья шиферных громад без толку суетятся хмельные грузчики. Водитель фуры, высунувшись из кабины, с ожесточением что-то кричит им, бесхитростный мат тонет в дымке. Стая косматых собак перебегает дорогу, последняя приземистая дворняга едва не попадает под колеса, визг тормозов, испуганная девушка за рулем сигналит, что есть сил. У киоска с мороженым безуспешно пытается подняться с грязного тротуара старый пьяница с торчащим вихром серых волос.

– Мне на БСМП надо, на БСМП! – время от времени восклицает он хриплым наглым голосом, когда поблизости останавливается очередная маршрутка.

Редкие прохожие огибают пьяницу по широкой дуге, опасаясь его порывистых дерганых движений. Сонечка, не выспавшаяся и голодная, раз за разом прокручивает в голове череду одних и тех же мыслей: как теперь с ним общаться – зачем вообще повелась – надеюсь, не залетела – презервативы надо всегда иметь свои – есть хочется – у него в холодильнике были мамины беляши – как теперь с ним общаться.

– В тысяча девятьсот шестьдесят втором году Тимофея Максимовича Белозерова приняли в Союз писателей СССР.

Эта фраза, такая же ненужная и блеклая, как и весь Никитин монолог, отчего-то вырывает Сонечку из круга мрачных утренних мыслей.

– А, ну да, – отзывается она, без особого, впрочем, энтузиазма. – Улица великого омского поэта. Слушай, а отчего в честь Белозерова назвали такой медвежий угол?

Никита ответил на ее вопросительный взгляд укором:

– Ну конечно, центровая девочка из хорошей семьи. Для кого медвежий угол, а я тут живу, например.

Они поравнялись с похожей на надгробие бетонной стелой, где зеленой краской нарисован портрет Белозерова, а чуть ниже – краткий рассказ о знаменитом омиче. Сонечка останавливается, разглядывает памятник.

– Мне на БСМП надо, на БСМП! – раздается каркающий вопль со стороны остановки.

В ответ ему лают дворняги на строительном рынке. Сонечка ежится, но не сходит с места. Никита покорно стоит рядом, с беспокойством глядя то на нее, то на нарисованного поэта.

– Знаешь, – задумчиво говорит она, ни к кому персонально не обращаясь. – Была у меня одна история. Тут где-то неподалеку есть школа, очень средняя такая школа. И меня туда отправили – классе, наверное, в седьмом – участвовать в конкурсе патриотической поэзии. К девятому мая, ясен пень. Я херню всякую тогда писала, а уж стихи про День Победы, да еще из-под палки, да еще за три дня – сам понимаешь, какие вышли. Неважно это. Важно то, что на конкурсе я познакомилась с одной девушкой, Даша ее звали. Года на два меня старше. Она публиковалась в каких-то сборниках, не то что у нас в Омске – даже в самом Новосибирске, представляешь? Готовилась переезжать с родителями в Москву и ходить в лито уже там. И вся она была какая-то… столичная, что ли. Целеустремленная, отрезанный ломоть. В том смысле, что с этими улицами – а мы с ней с конкурса до остановки этой же дорогой шли – с этими домами, шифером, фурами, алкашами в БСМП, с этим городом у нее уже не было ничего общего. И с тобой, Тимофей Максимович, тоже.