Повесть о безымянном духе и черной матушке - страница 3



7. Сей мир – метафора духа. Дух – метафора мира сего. Вольней шуми в воплощенной вселенной и с целомудренной осторожностью лелей свои сны.

8. Глянь на лысое поле, огляди сверкающее штыками войско. Каждый штык – навостренная мысль. Идущие на вечную жизнь тебе салютуют, император всея вселенной.

9. Так мутно говорил возница. Или то травы джунглей шелестели.

10. Сшибутся армии в мешанине величайшей думы небес, мыслящих нашими телами. Наши же мысли небесны. Так возница сказал.


Глава 8


1. И я ответил: погоди, возница, не тараторь, воды хочу. Нашел я ручеек, вытекающий прямо из-под корней пальмы. Зачерпнул воды в горсть. Нет, дурная вода, не очищенная подземным покоем, а напитанная трупным ядом, желтая, вонючая.

2. Тогда ударил я в землю царским жезлом и брызнул хрустальный фонтанчик, из самого сокровенного земного лона – свет, очищенный мглою, кристальная мечта подземной темени. Подставил я свой золотой шелом, испил воды из царской чаши.

3. А солнце так и стояло в небесах, не ослушалось моего приказа, жарило вовсю. Разморенные армии потеряли охоту к бою. Кто хлебал борщ из походного котелка. Кто прикадривался к маркитанкам, кто уже сдавал костюмеру сверкающие сусалью доспехи.

4. Разнобой голосов гулял над лысым полем. А возница все бормотал: глянь-ка, царек, на жалкий разброд твоих отрядов. На что они променяли величие битвы? На миску баланды из армейского котла, на амуры с полковыми шлюхами.

5. Солнце палит с небес, а они прикрывают голову прохладными банановыми листьями. Как скатерть раскинул я перед ними поле могучей битвы. А они предпочитают великую завязку всего мелким завязкам своей бессмысленной жизни.

6. Еще миг, – и разбредутся они по полю во все стороны, так что уж и не собрать. Они вольны – их царь разлегся под вселенской пальмой.

7. А я, и правда, прилег в тени, воткнув копье в землю. Закинул руки за голову и воззрился в небеса. Ах, и напрасно я не доверился бегу моих коней, напрасно помешал вознице вершить свой неотвратимый путь. Точный и неотвратимый бег его скакунов куда уж убедительней шелестящих слов.

8. Слова, как осенние листья, с меня опадают, даже в вечнозеленых джунглях. И возвышенные, и мирские. Так, остается какая-то шелуха, сокровенная мелочь, почти без значения. Хоть взять любимое словечко “вот”.

9. С детства я был вынут из мира, вот потому он обтекает меня, не увлекая, как и слова его. Вот почему не извивается моя мысль, согласно путям мира, вот отчего стремлюсь я спрямить пути мира согласно небесному совершенству, что для мира – погибель.

10. Пуста была моя комната, даже пылинки смахивали со стен специальными щеточками из павлиньих перьев. Что я мог вымечтать, кроме единого ничто? Что сотворить, кроме ничем не просветленной ночи, глубокого вздоха вселенной, ее сладчайшего отдыха?


Глава 9


1. Мир не родня мне и не чужак. Я бродил по городам и весям, но ничего так и не нашел родного, что хотелось бы хранить и лелеять. Не нашел и ничего отчаянно чужого, неведомо-странного.

2. Возмечтал я погасить солнце, погрузить мироздание в утробную мглу пред рождением. Стянуть мир в единую точку разнообразнейших возможностей без унылого осуществления, в навек запечатленный сверхмиг единого первоначала.

3. В одной на всех тьме каждый станет демиургом, неторопливо перебирающим бусинки возможных вселенных. Великий миг предтворчества замрет навеки.

4. Мы одолеем время, ухватимся, обжигая руки, за катящееся за горизонт солнце и не дадим ему закатиться. Мы разместимся в непроистекающем времени, поигрывая всеми возможностями мироздания.