– А не драконом? – улыбнулась она
– Драконам, Мила, принцессы без надобности. Им бы олененка посочнее, – было непонятно, шутит Ингольв или говорит серьезно. Потом он, потыкав посохом тропу, снова продолжил: – И вот грузится эта пара беглецов на корабль.
– Там же были ваши знакомцы!
– На корабле да. А вокруг? Мы не горчичное зернышко, чтобы бесследно затеряться на блюде с тем жарким, что представляет собой любой крупный город, а корабль всегда можно попробовать отследить колдовским способом. Вся ставка была – на неожиданность нашего, хм, отбытия и выигранное время. А когда корабль сел на мель – мы стали его терять.
– Но и сейчас мы идем так медленно!
– Зато эту землю никто толком не знает.
– Кажется, кроме тебя, – поддела Мила.
– Возможно, – уклончиво отозвался Ингольв. – На самом деле ее знают только Дети Кайры.
– Кто?
– Ти’Райи, они так сами себя зовут.
– А, Кайра – это их богиня, да?
– Да, что-то вроде, как я понял.
– И я, кажется, тоже поняла! Вот о чем ты по утру говорил с тем трактирщиком! – обрадовалась Мила.
– И что же, принцесса, вам стало ясно? – Ингольв покосился через плечо, и Мила готова была поклясться, что он улыбается, только старательно прячет усмешку.
– Тут есть какая-то хитрость, да? Как идти по болотам. Может, дело не в опасности, которыми ты меня пугаешь?
– Я вас не пугаю, принцесса. Я предупреждаю. А хитрость – что ж, в самом деле есть, вы догадливы.
Но напрасно Мила ждала пояснений – видимо, северянин решил, что и так сказал довольно много, и замолчал.
Надолго.
Какое-то время они шли нормально – затем снова началось это кружение, остановки, осторожное прощупывание тропы впереди – и Миле снова пришлось ждать подолгу на одном месте, наблюдать странные манипуляции Ингольва и – верно, не получать никаких пояснений.
Бояться, впрочем, девушка раздумала – надоело.
Начала присматриваться по сторонам – и с удивлением отметила, что природа вокруг изменилась гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать. Стало больше сухих участков, и тропа перестала то и дело петлять меж кочек. Все реже в волосы впивались обомшелые ломкие ветки мертвых – или, вернее, никогда толком и не бывших живыми деревьев, пропитанных болотной водой, точно утопленники – их сменили более привычные заросли ракит, тут и там пробивались и стволы помощнее. По-прежнему над головой была непроглядная зелень сомкнутых ветвей – но спустя еще несколько часов Мила, наконец, поняла, что и освещение как-то непривычно плавает – словно солнце тоже играло с ними в прятки-догонялки, как вон Ингольв с тропинкой, заходя то с одной стороны, то с другой.
Что-то это напоминало, что-то… чего Мила никогда в жизни не могла видеть, но могла слышать.
– Ингольв, солнце снова слева, почему?
– Потому что мы идем напрямик, – то ли пояснил, то ли еще больше запутал северянин. – Колодцами.
– Колодцами? – Мила нахмурилась, отвлеклась, споткнулась о какой-то корень, ощутила крепкую хватку наемника на своем локте и получила упреждающее: «Не сбивайтесь со следа, я вам говорил», хотела было возмутиться… А потом внезапно сообразила и аж всплеснула от восхищения руками:
– «Прямой путь»! Так это на самом деле не сказки! Что есть такие точки на теле земных дорог – в один шаг покроешь лигу, если знать, как и куда ступить, так?
– Да, вы это называете так. А у нас, у Горскун – «колодец». Ухнешь на дно – вылезать будешь три дня, – Ингольв усмехнулся. – Опасная штука.
