Повесть о человеке волчьего клана - страница 28



– Инг! – крикнула отчаянно Мила, когда ужас окончательно захлестнул ее, и волк, сорвавшись с места, прыгнул на девушку. Наемник тут же метнулся навстречу зверю – прервал длинный бросок волка в воздухе, приняв на себя тяжесть и силу его рывка, и повалил на землю. Завязалась нешуточная борьба. Волк – здоровенный самец с рыжиной вдоль хребта и сизыми, линялыми боками – пытался любой ценой добраться до горла снеррга, но тот изо всех сил удерживал мощную пасть на расстоянии от себя, и волк лишь бил его лапами, борясь с невиданно дерзким противником. Несколько раз могучая лапа обрушивалась на голову врага, и когти оставляли глубокие темные борозды на лице снеррга. По счастью, глаза, пусть и залитые кровью, оставались целы, а раны от когтей не могли сравниться с таковыми от зубов хищника. Предплечья и грудь наемника от оскаленной пасти уберегала прочная кольчуга, и зверь только в бессильной ярости пытался продрать железные кольца, плюясь слюной и захлебываясь злобным рыком. Ингольв сам начал едва не рычать, и со стороны казалось, будто сцепились волк и рыжий медведь, так велика была сила и ярость обоих противников. Ингольв ловко увернулся от клацнувшей совсем рядом пасти и, одним движением перехватив зверя за крестец и загривок, швырнул его в сторону, ударив о ближайший ствол. Волк заскулил, но поднялся и снова зарычал.

– А живучий, – перевел дыхание снеррг, перекатившись и одним быстрым движением завладев оставленным мечом. Все это время он боролся с серым зверем без оружия, полагаясь только на милость богов и свою сноровку. По счастью, ему повезло хоть на миг оттолкнуть хищника и все же поднять клинок.

– Ну, давай! – крикнул он, встав наизготовку. Волк прыгнул, но в этот раз Ингольв не стал церемониться. Взмах, светлый взблеск лезвия – как поражает меч человека, так же поразил он и зверя. Рык оборвался предсмертным визгом, волк с распоротым брюхом повалился на землю, и рвущий слух вопль агонии моментально стих, когда меч опустился во второй раз.

– Здоровый какой, – пробормотал северянин, пнув огромную тушу. – Выходи, принцесса, все уже.

Мила робко выглянула из-за дерева.

Ингольв вытер со лба кровь, поморщился и присел перед волком.

– Ты цел? – робко спросила девушка.

– Вроде того, – отозвался Ингольв.

– Может, хоть умоешься… у тебя кровь на лице, – жалобно протянула Мила.

– Может, – хмыкнул северянин. – Но это не срочно. Не переживай, принцесса, я в порядке. А как итог – и ты тоже.

Мила хотела было возмутиться, но ей все еще было слишком страшно, да и возмущаться перед человеком, спасшим – не впервые! – тебе жизнь? И все же, ей почудился завуалированный упрек. Она все же дошла до ручья – ей не показалось, и свежая питьевая вода была у них под боком – упрямо притащила наполненную заново флягу, и тонкой струйкой аккуратно поливала на ладони северянина, чтобы тот мог смыть кровь и промыть царапины на лице. Оставленные тупыми когтями порезы оказались не такими глубокими, как ей подумалось вначале – так, будто шипастой веткой хлестнули. Самые глубокие ссадины пришлось, по настоянию Милы же, смочить соком подорожника из размятых листьев, но на этом и все. Уверившись, что ее спаситель невредим, Мила тихонечко ретировалась под дерево, а Ингольв вернулся к волчьей туше.

– Ну, плащом будет, – оценивающим взглядом окинул наемник поверженного зверя еще раз, и принялся сноровисто сдирать с него шкуру. Мила вдруг подумала, что человек из Волчьего клана сам не слишком отличается от символа своего рода – такой же деловито-практичный и безжалостный. Девушку нельзя было удивить такой простой охотничьей сценой, как разделка добычи, но то, насколько Ингольв равнодушно переключился с боя на хозяйственные дела, поразило ее, и не сказать, что это было приятное удивление. Северянина же ничуть не заботило, как девушка смотрит на его занятие. Привал тем временем решено было продолжить до утра – конечно же, решено наемником. Он настаивал, что необходимо отдохнуть, а заодно и отскоблить, частично выделать и просушить шкуру, которую Ингольв, за неимением соли для выделки, изнутри пересыпал какими-то неведомыми девушке травами и мхом – насобирал неподалеку. Все равно от нее, этой шкуры, резко пахло псиной и кровью, и Мила предпочла бы, чтоб ее спутник и провожатый был менее запасливым и не стал заниматься шкурой.