Кажется, с подавленным воплем, а может, и крича во все горло, я скатился по зеленому от свежих трав крутому склону рва, пробежал между выскочившими мне навстречу какими-то людьми и запустил руки по локоть в жаровню, хорошо, что одежда не для церемоний.
Я выбросил пачку из глубокого горячего пепла на траву и затоптал ее.
Услышав, как за спиной тихо лязгнул металл цубы меча по рту карпа – отделанному металлом устью ножен, я развернулся, смещаясь в сторону от возможного удара мечом по спине. Быстро огляделся.
Кроме слуги с кочергой тут еще трое: пехотинец с копьем, тоже слуга, и еще двое рангом повыше, из Молодежи.
– Это еще что такое?! – выкрикнул один из них, помладше, порезвее, с пальцами на рукояти длинного меча. – Как вы смеете?!
Второй, постарше, выше и спокойнее, медленно положил руку младшему на плечо и негромко произнес:
– Погоди, дорогой. Дай мне возможность поговорить с ним. Я думаю, все разъяснится.
Младший в ответ только оскалился так, словно изо всех сил удерживал меч в ножнах, ощущение мне знакомое, но пересилил себя, молодец, вышел из стойки и отступил.
Я, готовый вытолкнуть меч из ножен, убрал большой палец с цубы своего меча и тоже встал обычно. Но рядом с тлеющей пачкой документов. Я пришел сюда за ней. Это моя последняя надежда, и никому меня отсюда не сдвинуть.
Старший осторожно приблизился и произнес:
– Я понимаю, что вами движет. – Он на мгновение обернулся на младшего, внимательно рассматривающего крыши замка Какэгава надо рвом. – Я очень вас понимаю, но, увы, поздно. В этих бумагах нет ничего важного, ничего, что могло бы вам помочь, поверьте. Если желаете, убедитесь сами.
Я желал убедиться. Голыми руками я разодрал свернувшуюся от жара ткань упаковки, вытащил пачку листов, жадно впился глазами в столбики слогов.
Не то. Не о том. Даже год не совпадает. Ничего похожего ни на одной из страниц. Выронив листы, я подошел, не чуя ног, к жаровне. Она была полна жаркого пепла, который, когда остынет, ссыпали в ведра и выносили на поля крестьяне. Бумаги жгли тут не один день, и я опоздал уже давным-давно.
Я не мог нырнуть на дно этой раскаленной жаровни как сказочный герой и вернуть то, чего там уже не было. Опоздал.
Руки опустились. Я побрел прочь, видя только узкую тропу в траве на дне сухого рва.
Прежде чем взобраться вверх по склону, я обернулся. Старший из них как раз бросал собранные младшим листы в жаровню.
Взметнулось пламя.
Я отвернулся.
* * *
Господин старший садовник принял меня тотчас же, как я вернулся в сад.
– Болтают, ты весь замок обошел в поисках поддержки? Нашел?
– Простите меня, господин. Не нашел.
– Да. Предопределенность. Никак не вырваться из нее. Что ни делай, а результат один.
– Господин мой… Разве мы не можем сделать хоть что-то?
– Давно ты был так дерзок, Исава, я уж и не чаял видеть тебя таким вновь, – почти одобрительно отозвался господин старший садовник. – Что мы могли бы сделать, по твоему мнению?
– Мы могли бы кого-то убить. Не Накадзиму…
– А. Да. Мы же воины. Воины убивают. Ну вот мы и делаем, что умеем, не так ли? Похоже, тут-то и есть наше несчастье, Исава. Мы воины. Ну, вот, положим, мы начнем делать, что умеем, ты же видел сам, чем это кончается? Убитые люди и сожженные города. Этот человек, который приходил к нам, Юи Сосэцу, ты помнишь же его? Он предлагал нам это. И мы отказались. Мы уже ученые, мы это уже пробовали.
