Теперь с таким же смирением Лара взялась поднимать со дна певца, который поначалу пускал всем пыль в глаза, а потом сорвался и запил.
По его приезде на родину в некоторых газетах Владикавказа, и даже в Москве, появились статейки о нём как о барде, потому что он действительно имел концерты в Бельгии и раздаривал диски с этих концертов.
Вначале это произвело впечатление, но когда он неожиданно быстро опустился, стало невмоготу даже его друзьям детства, которые и сами-то едва выживали в трудное время российского разлома.
Верила в него только Лара. К тому времени ему удалось уже твёрдо поселить в её сознание картину относительного благополучия в европейской стране на социальное пособие для беженцев – не менее пятисот евро, а то и все семьсот, на которое и сам существовал, и даже не растерял своих сверхамбиций.
Лара жила с ребёнком на тысячу российских рублей в месяц, которые складывались из детского пособия, порой годами не выплачиваемого, и небольшой доплаты всем детям в городе после теракта в школе.
Но самое удивительное, что она научилась выживать на эту несчастную тысячу!
Певец морочил ей голову рассказами о Бельгии, о возлюбленной Natali, которую приобщал к искусству тем, что купил ей вечернее платье для богемных тусовок. А по пьянке признавался, что это та самая стерва и шлюха, которая всякий раз вызывала полицию и демонстрировала синяки от «российского бандита», как только он хотел с ней разобраться.
Он делал ей бесплатно ремонт, тратя все свои силы, необходимые для карьеры певца. На пути к вершинам богемы он много раз скатывался в тот самый момент, когда надеялся победить.
Лара поддалась на его мечту о Нидерландах, на его предложение ехать с ним, где он, снова встав на ноги, поможет встать и ей с ребёнком. Она продала квартиру и отдала всё до копейки в его распоряжение.
Певец купил поясной кошель, положил туда все деньги, и с тех пор с этой амуницией не расставался. Ещё он купил себе новые джинсы и майки, мобильный телефон и прочие необходимые для зарубежных гастролей атрибуты и обещал никогда больше не возвращаться в Беслан, кляня последними словами всех и вся: страну, свою малую родину и сородичей.
Он перестал пить, вновь взял гитару и запел, но с тех самых пор приобрёл над Ларой власть и тон, вначале покровительственный, затем всё чаще приказной, а когда они уже покинули Беслан и достигли Москвы, тон уже был неисправимо хамским.
Как оказалось, в певце бедное детство взрастило сильный комплекс неполноценности, который был особо грубо проявлен, как только в его руках оказались деньги Лары.
В канун их отъезда в мае подоспел день рождения Лары, он решил заодно отметить и прощание с родиной выездом на природу, для чего пышно заказал два микроавтобуса, угощение, и вся компания отъехала на берег реки.
Тут-то мы и познакомились с нею, потому что я была приглашена певцом с большой торжественностью как ещё одна личность из бесланской школы № 2.
Я захватила бутылку дорогого коньяка из запасов моего брата в нашем родительском доме, куда мы оба приезжали из Москвы.
Ни я, ни Лара не подозревали, чем обернётся для нас обеих эта встреча.
Певец сказал, что в Москве у него много возможностей, и предложенная мною помощь с приютом вряд ли потребуется.
На самом деле, едва появившись в Москве, он сбросил ко мне Лару с ребёнком, как балласт, и нырнул в какие-то московские глубины.
