Если у остальных цветлинцев были сады и нивы, свои леса и участки гор, то у Давора был необычный сад на склоне горы, который весь день освещало солнце.
Он заготавливал землякам маленькие ладьи для большого путешествия в Вечность, провожая их на сельский космодром, откуда у них был прямой путь дальше.
«Дальше» Давора не касалось, жизнь после жизни он не исследовал, мужественно и честно выполняя свою работу на земле.
Кроме основного, он засаживал вечнозелёной туей и цветами последнее пристанище земляков, следил за порядком и чистотой всего кладбища, но, когда он выходил за пределы сада мёртвых, то был весьма жизнерадостным человеком.
Вечерами он играл с друзьями в карты, причём в Цветлине играли не на деньги, памятуя о графине Юлиане, а строго на престиж победителя, командами по двое игроков.
Друзья Круно и Бранко решили придать «гробарю» некоторую праздничность, прокололи ему левое ухо и повесили золотую серьгу. Не ограничившись этим, они украсили бриллиантовым пирсингом ямку на его волевом подбородке.
Украшенный Давор не знал, что так Бранко воплотил свою память о пирсинге на животе прекрасной бразильянки из порта Пернамбуко. С его чувством собственного достоинства он попросту не мог подозревать столь легкомысленного коварства даже у Бранко.
Аида вначале была до ужаса потрясена его профессией, но гробовщик был трогательно нежным возлюбленным, к тому же его чёрные ладьи простаивали закрытыми в сарае: никто в Цветлине не собирался в ту дорогу.
Давор всё своё время отдавал Аиде, и она забыла об обратной стороне человеческого бытия, а позднее на смену мучившему её чувству пришло иное понимание перехода из мира видимого в невидимый.
Он научил девушку не только уважать, но даже любить смерть как продолжение жизни, рассказывая о многих её таинствах.
Не раз бывало так, говорил он ей, что именно ему, а не падре, доставались последние драгоценные мгновения жизни, когда человек стоял уже за порогом, но что-то ещё связывало его с жизнью.
Точно так же много мертвецов живёт среди живых, одни – помогая, другие – отравляя им жизнь, объяснял он возлюбленной.
Со временем Давор, стоявший, как воин, у последней черты, стал казаться юной Аиде самым мужественным и сильным человеком из всех, рядом с которым она нашла забвение от своих мучительных воспоминаний.
И это была седьмая, самая счастливая пара в Цветлине.
Цветлинские матери, вырастившие своих сыновей, чаще всего в бедности, теперь получали от них со всего света не только деньги на еду, ремонт или достройку домов, но и дорогие подарки.
Мариан прислал неграмотной матери Любице часы, да не какие-нибудь, а швейцарские, и теперь все цветлинцы считали своим долгом спросить её о времени. Любица, однако, быстро нашла выход: она протягивала вперёд руку и с лёгкой небрежностью произносила: «Посмотри сам!»
У цветлинцев были открыты не только души, но все входные двери были со стеклом и редко у кого закрывались на ключ. Воровство никогда не заглядывало в Цветлин.
Перед Рождеством падре обходил свои владения, кто не мог дожидаться его в доме, оставляли двери открытыми, и на их внутренней стороне появлялась очередная наклейка с образами и библейскими сценами.
Кто сколько мог, оставлял на видном месте своё пожертвование храму.
Католический бог, посещавший своих овец через падре, судя по отсутствию катаклизмов в Цветлине, был вполне доволен их набожностью.
