И потому в Югославию нас выпускали так же неохотно, как в капиталистические страны, чтобы не сравнивали…
То есть, если ты ещё нигде не был, в Югославию тебе не попасть, пока не съездишь всё равно куда: на золотые пески Болгарии, в Чехословакию, Венгрию, Румынию, ГДР.
Старики простили мне незнание – слишком невинный вид – и выпустили.
Я и диссиденткой не была, мне не довелось знать настоящих из них, а те, кого видела, были не чище карьерных комсомольцев, только смотрели в разные стороны.
В Далмации я впервые увидела Европу, и даже не современную, а в ретроспективе – с узкими старинными улочками римскую провинцию императора Диоклетиана, исчезнувшую Византию, коралловые острова в лазурном море.
За моей спиной с длинными волосами постоянно вились «чайки», словно я была продолжением моря, и мне хотелось написать о них повесть ради завораживающего названия «Далматинская чайка». А ещё мне казалось, что когда-нибудь я обязательно вернусь на Адриатику.
Но я вернулась уже не в Югославию, а в отдельно существующую Хорватию, и не на юг, а на север, называемый Загорье.
Потому что хотела прикоснуться к тому, что Лара не могла объяснить, но дала мне почувствовать.
Уж не то ли, что на данный исторический момент мы утратили?
Независимая от всяких кланов и продажных услужений журналистка, как перед Богом, я была открыта сердцем перед всем тем, что происходило с моей крошечной и с моей необъятной родиной. И для меня уже жизненно необходимо было прикоснуться сердцем к чему-то иному, что не приносит боли, а даёт покой!
Одни и те же обстоятельства в разные моменты бывают обставлены абсолютно по-разному. Памятуя весь кошмар с Ларой, я откладывала отношения с хорватским консульством. Да и российский ОВИР, с его вечными очередями, не побуждал к действию.
Однако мой паспорт неожиданно для меня сделан в срок, мне достался последний билет на поезд, хорваты в консульстве сама любезность, виза за полчаса, с улыбкой, потому что еду праздновать с друзьями католическое Рождество.
Что-то изменилось в нашей жизни или это кажущаяся эволюция нашего строя без определения и названия?
Но теперь можно медленно продвигаться вперёд, чтобы за окном мелькали города и страны, как в детстве, когда ехала с родителями. Я хотела видеть старинный Львов, медленно продвигаться по своей прежней великой и могучей стране, стране воспоминаний.
Но венгры в тот год вторично бастовали, прерывая международное сообщение, все поезда неделями простаивали на границе. Пришлось сдать билет и лететь самолётом.
Через два с лишним часа в загребском аэропорту я обнимала массагетскую царевну и Лару, знакомилась со Штефаном, шла к их новому автомобилю, рассматривала горы, викенды на вершинах гор и в узких расщелинах, эстакады и тоннели новой дороги к Словении, аншлаги с портретом неизвестного неандертальца, обнаруженного у них под Крапино в пятидесятых годах прошлого столетия.
Мы мчались на север, в глубокие горы, куда Бог воткнул этот самый Цветлин точкой, которой нет на карте.
Автомобиль Штефана летел по старой autoceste, тем не менее совершенно гладкой, без привычных российских колдобин.
