Повести о совести - страница 44



Шинкаренко не спал всю ночь, ему очень не хотелось вновь садиться за диссертацию, но выхода не было. Амбиции перевесили, Виталий через силу заставил себя работать. Шеф с удовлетворением заметил научную активность доцента. «С кем не бывает. Ну, расслабился человек, однако вовремя опомнился и, главное, без тычка, без нравоучений опомнился», – думал профессор. Шеф и представить себе не мог, что Лида и есть главный «тычок» и мотор Шинкаренко, она же исполнитель его теоретических изысканий. Лидия Васильевна, не слишком загруженная на работе в организационно-методическом кабинете больницы, больше уделяла внимания дому и детям, дочери и сыну, однако, главным ее ребенком оставался муж, теперь она жестко ставила перед ним задачи, которые порой сама и решала. Виталий Карпович встрепенулся, приободрился, стал меньше спать, старался везде успевать, но печенье с маслом любить не перестал.

Неугомонный руководитель клиники был не только безудержен в делах, но и в отдыхе. В погожую летнюю субботу в конце рабочего дня он усаживал в «Победу» своих доцентов и сына, за ними на «Москвиче» спешили ассистенты, все мчались за Волгу или на Дон, ставили рыболовные снасти, варили уху и выпивали. А почему бы и нет, всем известно, что суп из рыбы он и есть суп, уха – это когда с рюмочкой русской водочки, потом другой и третей. Вот это уха!

У костра засиживались до утра, сколько было рассказано баек, сколько анекдотов! Бывали и курьезные случаи, да еще какие.

Как-то подъезжали к берегу Ахтубы, по дороге купили в сельском магазине свежего хлеба, колбаски и плитку прессованного чая. Калмыцкий чай был тогда в моде, на природе готовить его было проще простого: бросил в котелок, прокипятил, в чашку добавил молока и порядок. В полночь дело дошло до чая. Саша Птицын отправился заваривать. В темноте долго не мог найти плитку в рюкзаках, а потом нащупал на земле рядом с машиной, посетовал, что заварка вывалилась из мешка, отряхнул, поломал и – в котелок. Чай пили не спеша, со смаком, угомонились в три часа ночи. Проснулись, солнце было уже высоко.

– Эх, чайку бы сейчас свеженького! – промолвил шеф.

– Сейчас исполним! – дружно отозвались орлы. Один набрал в котелок чистой воды, другой раздул костер, Виталий достал из рюкзака нетронутую плитку чая, а Фёдор спросил:

– Мужики, мы вчера одну плитку чая покупали?

– Одну… – процедил Птицын.

– А что же мы ночью пили?

Все дружно расхохотались, обратив внимание на множество высохших коровьих кизяков вокруг машины. Саня Птицын опустил голову:

– Рубите, братцы, виноват!

– Но вы же все вчера пили чай с удовольствием, нахваливали. Вкусно же было, – вмешался профессор. – Ну, с кем не бывает. А если у кого живот подведет, вылечим.

Птицына еще долго подкалывали, зато никогда больше не гоняли чай заваривать.

Профессора Луганцева все время теребило начальство, предлагали избираться депутатом, но он каждый раз отвечал одинаково:

– Я привык относиться к делу серьезно. Депутат должен работать, заботиться о народе. Я и так проявляю заботу о людях и немалую, а раздваиваться не могу, два дела сразу ни у кого не получались и у меня не получатся. Так что буду заниматься тем, что знаю.

Но в делегации, выезжающие в города-побратимы, профессора включали постоянно, побывал он во Франции, в Японии и не без пользы для своей науки, достойно представляя советскую медицину. Луганцев имел много наград обкома и облисполкома, были оформлены документы на награждение его орденом. Вскоре во время одной из совместных прогулок Просвещенцев посетовал: