Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы - страница 33

социалисты-интернационалисты определили свое отношение к мировой войне. Я впервые услышал о Ленине. Меня удивило то, что социалисты должны всячески способствовать поражению своих государств в войне. Я узнал, что среди рабочих партий нет единства, тогда это мне казалось непонятным. Как могло случиться, что рабочие по вопросу о войне могли расходиться? Ведь на войне умирали рабочие и крестьяне. Я вспомнил, сколько слез было пролито в нашей семье, когда моего старшего брата отправляли на фронт. Тогда моя мама, не боясь соседей и доносчиков, на всю улицу кричала: «В одну яму надо закопать нашего царя Николку и немецкого императора Вильгельма, тогда наши дети не будут умирать на войне».

В заключение докладчик говорил, что на фронте солдаты бросают оружие и либо дезертируют, либо сдаются в плен целыми частями. На собрании было принято решение о разъяснительной работе среди рабочих: объяснять бессмысленность войны, отмечать, что кадеты, особенно Милюков и Шингарев, пытаются обелить царя и его окружение, снять с них ответственность в поражении в войне, в бедах народа. Это нелегальное собрание и оказанное мне доверие стали заметной вехой в моей жизни.

Екатеринослав. Мой талантливый друг Эсаул Штейнгауз, крупнейший знаток истории Франции. Соня Солнцева. Работаю на Брянском заводе. Мудрый человек, литейщик Д. П. Лихачев. Занятия в кружках. Театр в моей жизни. Тревожное, но радостное время перед Февральской революцией

Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого.

Иммануил Кант

В период перед Февральской революцией интеллигентная, образованная часть молодежи принимала активное участие в борьбе за свержение самодержавия. Эта молодежь сознательно (не стихийно) поддержала Февральскую ревлюцию. Молодые люди искренне верили в возможность демократического строя в России. Многие из них были участниками Гражданской войны. Ярким представителем этой части молодежи был Эсаул Штейнгауз (Красный). Я познакомился с ним в 1916 году. В силу обстоятельств мы встречались не очень часто, после 1919 года от одной встречи до другой проходило год-два. Связывала нас прежде всего очень близкая оценка происходящих событий, отрицательное отношение к диктатуре и любой форме ограничений свободы мысли, одинаковая точка зрения на принципы демократии, большая любовь к литературе, особенно классической, и к искусству. Это был талантливый человек, одаренный от природы незаурядными способностями. Он был для меня в течение нескольких лет настоящей живой энциклопедией во многих областях знаний, особенно по истории Великой французской революции, русской истории и утопическому социализму. Но главное, я увидел в нем пример самоотверженной, бескорыстной преданности науке, идейной цельности и способности последовательно отстаивать свои убеждения.

Несколько последующих страниц я считаю некрологом на безвременную смерть друга моей юности. Трагическая судьба этого яркого человека в определенной степени повторяет судьбу многих романтиков, поддержавших революцию. Тысячи таких молодых людей отдали свои силы, душу и жизнь борьбе за лучшее будущее. После прихода к власти большевиков очень многие из них находились в открытой или скрытой оппозиции. Практически все они сложили головы под ножом большевистской гильотины.

Начну с нашей первой встречи в Екатеринославе. Недалеко от Брянского завода в большом одноэтажном здании располагалась классическая гимназия. Гуляя по городу, я часто останавливался перед этим зданием, смотрел на группы гимназистов и мечтал о времени, когда смогу заняться своим образованием. Однажды, когда я стоял возле входной двери в гимназию, мимо меня прошел изящно одетый гимназист, на нем был праздничный синий мундир, застегнутый на все пуговицы. Рядом с ним шла девушка в форме женской гимназии. Этот гимназист внимательно посмотрел на меня, прошел несколько шагов, обернулся и почему-то улыбнулся. Вскоре мы опять встретились: я сидел на скамейке вблизи Потемкинского парка и читал, кажется, «Путешествие в Гарц» Генриха Гейне. На соседнюю скамейку сел гимназист, который начал перелистывать какую-то толстую книгу. Когда мы посмотрели друг на друга, мне показалось, что его лицо мне знакомо, а как только он улыбнулся, я вспомнил того гимназиста у дверей гимназии. Как видно, и он узнал меня и сразу спросил: «Какую книгу вы читаете?» Вместо ответа я показал свою книгу. После этого мы познакомились. Моего нового знакомого звали Эсаул Штейнгауз, но более известен он был под фамилией Красный.