Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы - страница 55




Начало 1919 года – заметный рубеж в моей жизни. Закончился период, когда я был очень молодым, наивным и в основном свободным человеком. Ни жизненного опыта, ни серьезных знаний, ни четкого представления о том, что происходит в стране. Меня переполняли романтические мечты о светлом будущем человечества и обуревало большое желание бороться за их осуществление. Я совершенно не представлял, какой бурный поток меня закрутит, какие тяжкие испытания выпадут на мою долю.


Меня вызвали в Екатеринославский губком РКП (б), отметили мою успешную работу в подполье, после чего взамен карточки «сочувствующий» выдали билет члена РКП (б). Эта церемония не вызвала у меня никакого энтузиазма – я не придавал значения полученной красной книжечке. После этого губвоенкомат сообщил о мобилизации меня в Красную армию и назначении политруком 1-го Екатеринославского военного госпиталя с совмещением обязанностей пропагандиста в частях военного гарнизона города. В военных госпиталях Екатеринослава состав лечащихся был очень пестрый: солдаты и командиры Красной армии, пленные немцы и австрийцы, офицеры царской армии и даже петлюровцы. Госпиталя были в плохом состоянии, медицинское оборудование примитивное, медикаменты и продукты питания поступали плохо, в помещениях очень грязно, находившиеся на лечении не получали никакой информации, они не могли связаться со своими родственниками, к тому же медицинский персонал враждебно относился к советской власти. 1-й военный госпиталь находился на окраине города. Натянув на себя грязную солдатскую шинель, нахлобучив фуражку с большой звездой из красного сукна, я явился к начальнику госпиталя и предъявил ему больших размеров мандат. Он почему-то долго со всех сторон рассматривал мандат, при этом как-то странно смотрел на меня своими бесцветными глазами и наконец явно враждебным тоном спросил:

– Ну и что же вы от меня хотите?

Я попросил показать мне госпиталь, он отвернул занавеску на окне и ткнул пальцем:

– Вон весь госпиталь, идите и смотрите.

Я увидел три деревянных барака. Сразу же направился в ближайший из них. Трудно было поверить, что я попал в медицинское учреждение для раненых. Полное отсутствие элементарнейших санитарных норм. Окровавленные бинты валялись под железными койками и на тумбочках, кругом страшная грязь, давно не мытая посуда. Я начал оглядываться по сторонам и вдруг, не веря своим глазам, увидел человека хорошо мне знакомого. Он очень внимательно смотрел на меня. Это был Иван Должковой, который неоднократно выступал на митингах с черносотенными речами. Он работал в госпитале старшим санитаром. Этот человек вскоре встретится на моем пути при особых обстоятельствах, но совершенно в ином статусе. Я начал обход всех раненых. Посыпались жалобы на плохое питание, грязь, безобразное отношение медицинского персонала. Выяснилось, что никто не желал под диктовку раненых написать весточки родным. О безобразном положении в госпитале я в тот же день рассказал в губвоенкомате и городском отделе здравоохранения. Вначале меня снабдили только свежими

газетами, журналами, плакатами. Но я не успокоился, собрал комсомольцев и «сочувствующих», которых знал по рабочим кружкам и подполью. Пришло человек двадцать, и все приняли активное участие в наведении порядка в госпитале. Начали поступать медикаменты, перевязочный материал, продовольствие и новая посуда. Девушки вымыли до блеска полы, вычистили тумбочки, перевязали раненых и под диктовку писали письма их родным. Даже петлюровцы отнеслись доброжелательно к действиям своих недавних врагов.