– Молодец, – сказал хозяин дома без тени раздражения или негодования. Видимо, ему прекрасно было известно, что произошло и каким образом.
– Наэль? – лукаво улыбаясь протянула Лимдэль.
– Неси, что уронил! – громко, но добродушно, повелел тот.
Малыш по имени Оганэль с виноватым видом принес отцу старенькую мандолину с серебряными струнами. Инструмент явно повидал за свою долгую жизнь. И принадлежал не одному хозяину.
Наэль немного подстроил мандолину, пробежался пальцами по струнам и плавно перешел на одну из самых похабных портовых песен. Но, дойдя до куплета, петь не начал, а переключился на совершенно другой мотив. На третьем переборе поднял глаза на жену, встретил ее взгляд и даже моргать перестал. У Цераэль аж волоски дыбом встали от той глубины любви, нежности и благодарности, что эти двое друг к другу испытывали.
Слов она не слышала, в текст не вникала, просто плавала на волнах тех чувств, что в таком сочетании и развитии не были ей знакомы до сих пор.
Из транса ее вывело прикосновение алхимика, которая обеспокоено вглядывалась ей в лицо. Цераэль сморгнула, поняла, что ее окружает тишина и такие же обеспокоенные лица северной четы. Причина была проста – у нее с обеих сторон от подбородка капали слезы.
– А, ой, извините, – проговорила она, судорожно вытирая предательски соленую воду с лица. – Просто очень красиво…
– Чеши мне! – резко помрачнел Наэль, глядя на нее исподлобья. – Единственный, у кого на эту песню такая же реакция – Глава Хэку!
– Ты ведь сам ее написал… – начала Цера, но тут же осеклась, потому что и Фьюриэль, и Лимдэль удивленно посмотрели на Длань. Тот, поняв, что отпираться бессмысленно, согласно кивнул.
– Да, это моя песня. Сути дела это не меняет, – он, не мигая, смотрел на морянку. Та никак не могла уловить его основную эмоцию. Внезапно, он резко успокоился. Цера увидела руку Лимдэль на его предплечье.
– Возьмете с собой пирожков? – полюбопытствовала та, переводя взгляд с одной гостьи на другую.
– Я не буду спрашивать, почему ты услышала раньше меня, – сказал хозяин дома, глядя на встающую жену. Спустя мгновение раздался стук в дверь.
Цераэль была несколько удивлена, потому что пришел Сузуэль. И пришел он за ней. Удивляться тому, что старпом знаком с алхимиком она не стала.
Всю дорогу от дома Длани до «Гатари-ода», включая небольшой крюк до постоялого двора, где жила Фьюриэль, Цераэль обдумывала слова, которые шепнул ей на ухо северянин, обнимая на прощанье – «только скажи и я его закопаю». Безусловно, такое участие ее согрело, но она не вполне понимала, имел ли Наэль ввиду кого-то конкретного, или же это просто было собирательное предложение.
Цера поделилась с Сузу пирожками, заботливо собранными в холщовый мешок белошвейкой, и отправилась к себе. Спать.
Она приглушила свет сумеречных кристаллов до приятного полумрака, переоделась ко сну и выпустила из клетки Мудавара. Тот явно сильно соскучился по хозяйке и заняв законное место на плече, принялся что-то рассказывать ей на ухо.
– Прости, круглоухий, – тяжело и виновато вздохнула девушка. – В этой круговерти я совсем перестала уделять тебе внимание. Но у меня есть кое-что вкусненькое.
Цераэль отломила кусочек пирога и вручила крысу. Тот взял еду в ручки, обнюхал и с удовольствием съел, после чего принялся умываться.
Девушка поиграла с любимцем около получаса, после чего, наконец, провалилась в глубокий сон.
