И тут же замолк, шутка оказалась не очень удачной. Впрочем, Вий-Совяцкого это наоборот приободрило.
— Да, ты прав, так и поступим. А теперь идем.
Чугайстрин сжал кулаки и сделал глубокий вдох. Спокойно, все равно Андрейку сейчас вытянуть не получится. Поэтому эмоции запрятать надо как можно глубже.
Вий подошел к огромному библиотечному окну, завешенному шторами. Прошло несколько минут в абсолютной тишине.
Пол вдруг загудел, сердце Чугайстрина сжалось, вспыхнуло от боли. Охнув, он ухватился за край стола. В библиотеке поднялся ветер, шторы взлетели, открыли зияющий чернотой зев пространственного прохода. Вий заговорил: медленно, вязко, страшно. Слова, словно мокрый шелк, облепливали, тянулись, не могли прерваться. Вокруг его мощной фигуры стал закручиваться черный смерч.
В груди Чугайстрина неожиданно появился неимоверный холод.
— Нет! Стойте! Перестаньте! — неожиданно закричал Хованец. — Закройте!
Вий вздрогнул, с тихим шипением смерч улегся в ноги послушным зверем. Проход растаял, словно лишь на миг показался огромным маревом, шторы тут же упали назад.
Ректор резко развернулся и глухо рыкнул:
— Что такое?
Чугайстрин уже понимал, но боялся признать; замер, забыв как дышать. Хованец бросил на него короткий взгляд, потом посмотрел на Вия.
— Нет там больше Андрея, — тихо произнес он.
Сердце болезненно заныло.
[1] Посходили с ума (укр.).
[2] Ховати (укр.) – прятать.
[3] Волшебные (укр.).
[4] Не в настроении (укр.).
7. Часть II. Охота на злыдня. Глава 1. Призрачный Цимбалист
Холод, тьма и боль. Но боль странная, накатывающая волнами и мигом уходящая в никуда. Я судорожно вдохнул, сердце кольнули десятки иголочек. Охнув, попытался перевернуться. Отвратительно. Не чувствую ни рук, ни ног. Все тело в каком-то резком онемении. Шевелюсь — не чувствую ничего.
Накатила паника, снова вдох и попытка успокоиться. Ага, куда там. Все мольфарские практики сделали ручкой и смылись в неизвестном направлении.
Осмотрелся — тьма, только изредка кое-где вспыхивают белые и серебристые искорки. И не понять — лежу я или стою. Вроде все-таки стою. Сообразить, где нахожусь и что произошло, пока не получалось. Так, вроде не холодно и не жарко. Неужели меня внесло в какой-то пространственный узел? М-да, дела.
Я поднял руку, нарисовал несколько символов в воздухе, прошептал слова охранных чар. Символы задрожали, сплелись в геометрический узор: сплошные ромбы — большие и маленькие — словно знаки земли на рушнике.
Тьма неохотно начала развеиваться, со всех сторон лилось еле уловимое шипение, словно рядом был огромный зверь, не желавший уходить.
Под ногами появилась узкая дорожка. Только не из камней и земли, а из воздуха и тьмы, сплошь усыпанная звездами. Я глянул вперед, там, далеко-далеко, висел огромный полумесяц, пылающий, словно огненный опал. Вокруг — хоровод искорок-звезд, рассыпавшихся по бархату неба. Глянул вниз — сердце заколотилось как бешеное. Тут тебе и узенькая речка блестит, и крутые поросшие зеленью горы, и аккуратные хатки. Только все видно нечетко, словно сквозь толщу воды.
Откуда-то донесся трубный протяжный зов. Я вздрогнул, по телу пробежал огонь, звезды под ногами вспыхнули, будто алмазы.
Ночная Трембита. Та, что собирает голоса умерших и нерожденных, что звучит эхом в горах каждую ночь, но лишь те, кто владеет магией, способны ее услышать. Трембита мольфаров, ветра и смерти. Я пошел вперед, зажав уши. Ни думать, ни слушать нельзя — только вперед. Не то зачарует, заморочит, заведет так далеко, что и не вернуться.
