— Говорил же я — проклятая у нас группа… Будь тут что-то мелкое — не явился бы один из сильнейших мольфаров нашего времени.
Колька снова разлил вино и фыркнул:
— Ну, и ладненько. Зато нам все злыдни будут завидовать! Прикиньте, такая группа проклятых мольфаров!
— Да уж, — криво усмехнулась я, — боюсь, нас так быстро разгонят.
— Вот еще чего, — не смутился Коля, — все у нас будет замечательно. И Чугайстрин наш выздоровеет, и к нам вернется.
При этих словах Танька посмурнела, однако ничего говорить не стала. Я только погрозила Малявкину кулаком из-под стола. Конечно, Громов — это Громов, но надо думать, что говоришь, коль уж так.
Виталька поднял стаканчик:
— Ну, давайте тогда. За скорейшее выздоровление Андрюхи!
Мы звонко чокнулись, я пригубила и тут же закашлялась. Танькино заклинательное плетение мигом съежилось и исчезло. Дверь бесшумно открылась. На пороге, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди, стоял Чугайстрин-старший. Голубые глаза смотрели исключительно на меня.
Парни потеряли дар речи, Танька сжалась на стуле. Но он даже не обратил на них внимания.
— Доброго дня, Дина Валерьевна, — произнес Чугайстрин глубоким низким голосом, — можем ли мы поговорить… наедине?
[1] Прозевать, пропустить (укр.).
[2] Уважаемая, почтенная (укр.).
8. Глава 2. Смерть прыстрастника
— Влюбился, как мальчишка, — произнес Кирилл, глядя куда-то в ночную даль. — Сразу думал — глупость, или приворотным угостили, ан нет…
Он передал мне трубку. Красивая, из темного дерева, и табак такой, что голова кругом идет. И все одно лучше сигарет. Мы сидели на старой потертой лавочке возле дома. Время здесь тянулось странно, необъяснимо. Вроде столько времени прошло, а над головой до сих пор звезды и тьма. Кирилл сейчас был где-то далеко, в воспоминаниях о событиях последних месяцев.
— Вий меня вызвал и велел собираться. Представляешь, — Кирилл как-то горько усмехнулся, — всего полчаса дал. Я, конечно, попытался спорить, но… — он вдруг сглотнул.
Я покосился на него:
— Что?
— Сразу меня слушал, — тихо произнес Громов, — а потом начал приоткрывать глаза… — Повисла тишина, можно было расслышать, как стрекотали сверчки. — Меня такой страх окутал, что двинуться не мог. Словами не описать. Просто стоит он перед тобой, дыхание перехватывает, и понимаешь, что на своих двоих уже не выйдешь из кабинета.
Я не знал, но поверил. Запугать Вий-Совяцкий умел. Но в то же время не мог поверить, что можно было вот так встать и сбежать, даже не поставив любимую в известность.
Кирилл на меня не смотрел, поэтому и выражения лица заметить не мог.
— Вернулся в общежитие, почти не глядя покидал вещи в чемодан и рванул на выход. Ощущение, будто околдовали.
— А соседка тебе ничего не сказала? — подозрительно поинтересовался я. Чтоб Ткачук — и молча? Вовек не поверю! Эта злыдня может сама загрызть, но если кто чужой польстится на ее собственность, пусть даже это всего лишь коллега на покусание, это будет очень большая проблема. Для польстившегося.
— Соседка? — Кирилл с искренним недоумением уставился на меня. — Ты о чем?
— Э, — реакция искренне удивила меня, — по комнате. Я живу с Ткачук. А ты разве был не с ней?
Он покачал головой:
— Нет. Я вообще жил один.
Пришла моя очередь удивляться. В горле запершило, что аж закашлялся. Картина в голове не складывалась: если Сашка сама недавно заселилась, то почему не сказала ни слова? Да и так уверенно со всем управлялась… Кажется, с закрытыми глазами могла найти нужную книгу или же задернуть штору мановением руки. Сил берет мало, но ориентироваться на местности надо хорошо, иначе можно натворить делов.
