Саша тихо охнула.
— Угу, — хмыкнул он, — так еще на момент знакомства — очень беременная баньши. Кто отец — неизвестно. Но вполне может быть, что кто-нибудь из лесного народа, обрати внимание на уши Андрея. Только это мелочь. Хуже, что Аин еще и снискала страшную нелюбовь своих драгоценных родственничков. В итоге ребенка Грише принес какой-то зеленый фейри, вручил и был таков. Ни записки тебе, ни последнего прощай. Только по магическому фону и понял, что мать — Аин.
Некоторое время Саша сидела, уставившись на него и потеряв дар речи. Нет, это какой надо быть?! Бросить ребенка и смыться! Ну, мамаша! Вот не зря никогда не любила этот западный народ!
— Погоди, — произнесла она, — и что, так ни разу и не появилась больше?
Вий-Совяцкий отрицательно замотал головой. Но раз так… Ведь можно же… Саша чуть не подпрыгнула от осенившей мысли.
— Слушай, я вытащу нас из беды!
— Да? — скептично хмыкнул Вий-Совяцкий. — Мне уже сейчас писать заявление на увольнение?
Обида вспыхнула вместе со злостью, с кончиков пальцев сорвались язычки темного пламени. Она прищурилась и почти прошипела:
— Хочешь пари, дедушка?
На губах Вий-Совяцкого появилась дьявольская улыбка, из-под полуприкрытых век полился могильный холод.
— А выдюжишь, внученька?
— А ты боишься проиграть? — Саша тоже улыбнулась, не отводя глаз. — Тогда пари: если я уверю комиссию, что у нас все в порядке, ты сделаешь меня деканом злыдневского факультета.
Вий-Совяцкий чуть склонил голову набок, бледно-голубые глаза вспыхнули огнем:
— А если нет, то выйдешь замуж за того, на кого я укажу, и уйдешь в декрет… Орысенька.
14. Глава 2. Южный Городовой
Настроения не было никакого. Я смотрела под ноги, чтобы не сбить носки новых лаковых туфелек. Васька сделал подарок от всего сердца: ухватил за шкирку насупленную сестру, то есть меня, и потянул в магазин. Несмотря на день рождения, канун совершеннолетия и все такое, никакого желания праздновать не было. На все попытки отмахаться Васька только фыркнул и сообщил, что если я сегодня не вылезу из общаги сама, вытянет за косы. Кос у меня нет; волосы, спасибо, чуть ниже плеч, но с этого злыдня станется.
Туфли, правда, и впрямь приобрели красивые. Черные, на высоком каблуке, с изящной золотистой пряжечкой и закругленным носком.
Васька шагал рядом, насвистывая какую-то песенку. Ему, в отличие от меня, кажется, все хоть бы хны. Не расстраивал ни хмурый вечер, ни ветер, забирающийся под легкую куртку и треплющий волосы. И хоть настроение валялось ниже плинтуса, все же нельзя отрицать: хорошо, что брат вытащил в люди.
— Мелкая, мороженое будешь? — поинтересовался он, покосившись в сторону колоритной краснощекой тетки за холодильной установкой.
Я пожала плечами:
— Пожалуй, нет.
— Тогда шоколадное, — не смутившись, кивнул Васька и потопал к тетке. — Стой тут.
«Нахал», — мысленно хмыкнула я, даже не подумав его слушать, молча поплелась к скамеечке. Меня он, конечно, выучил превосходно за столько-то лет! И шоколадное мороженое я действительно люблю больше всего.
Усевшись, уставилась перед собой. Полтавский вокзал не особо отличался от херсонского: тоже внушительное белое здание, смотришь: простор, свет да представительность. Только крыша тут зеленая, а у нас она красная. Кстати, вот это мы дали жару: проскакали от университета аж до вокзала. С какой радости, спрашивается?
Васька плюхнулся рядом и протянул мне вафельный стаканчик с самым обычным мороженым. Как говорят, советским. Другого не люблю просто. На мгновение стало очень грустно. Почему-то пришла мысль, что никто не будет знать меня, как брат. Он, конечно, на то и брат, но… Я только вздохнула и глянула на подмигнувший красным огоньком камень на перстне. После той встречи на лестнице Чугайстрина-старшего я больше не видела. Только Хвеся Харлампиевна сообщила, что он срочно отбыл в Ивано-Франковск из-за каких-то резко возникших проблем. Мне ничего сказать не соизволил. Кажется, даже забыл, что делал предложение. Ну и ладно!
