Но не очень похоже, чтобы Рэйн собирался что-то объяснять. Он только устраивается еще удобнее и, не найдя пульта от телевизора, использует пульт от аудиосистемы. Находит какой-то ужасный американский рэп, но в ответ на мое неодобрительное покашливание, хотя бы делает тише звук.
— Тебе лучше убраться, пока не вернулся отец, - все-таки говорю я. – Мне бы не хотелось ночных разбирательств с полицией и «неотложкой».
Рыжий ухмыляется набитым ртом, прожевывает и заявляет:
— Никаких разбирательств не будет, страшилка. Он просто даст команду «фас» и его псы закопают где-то подальше отсюда парочку теплых трупов – твой и мой. Поверь, ему ничего не стоит так сделать. Как два пальца…
Я поджимаю губы.
Если хотя бы половина того, что я слышала об островском – правда, мальчишка совсем не шутит и даже почти не преувеличивает. По всей логике во мне давным-давно должен вопить инстинкт самосохранения, и вместо того, чтобы позволять Рэйну и дальше играть в свои непонятные игры, следовало сразу же позвать охрану и навсегда откреститься от любых последствий. Если Марат вдруг передумал развлекаться со своей очередной любовницей на неделю, и уже на пути к дому, от его гнева меня вообще ничего не спасет.
Но я почему-то продолжаю подыгрывать мальчишке.
Может, чтобы потом, когда Островский придет исполнять «супружеский долг», я нашла отдушину хотя бы в осознании того, что в этой постели грязно и грубо поимели не только меня, но и его самого.
— Не уверена, что ты в курсе, но тоже не красавец, - огрызаюсь в ответ на его обзывательства.
— Мужчина и не должен быть красивым, - не прошибить его. – Достаточно харизмы и энергетики. Женщины липнут не к красавчикам, это распространенное заблуждение. Женщин привлекает придурь. В любом ее виде. Поэтому многие известные маньяки пользовались большой популярностью у противоположного пола.
Даже не хочу спрашивать, откуда в его голове весь этот мусор.
— Рэйн… Почему тебя так зовут?
Впервые за время нашего общения, я замечаю на лице рыжего что-то вроде тени раздражения. Как будто пятью словами всколыхнула что-то очень личное, недоступное для всего мира, но внезапно выплывшее на поверхность.
— Вообще-то я Роман, - скалится он, пытаясь скрыть этот приступ, но я все равно уже видела все, что нужно. – Мать… Она так придумала. Сказала, что в честь строки какой-то очень грустной песни.
— И где она теперь?
Рэйн очень резко отставляет в сторону поднос.
Чашка вот-вот опрокинется.
Мне приходится подскочить ближе, чтобы успеть ее схватить, и в этот момент мальчишка хватает меня за запястье.
Чашка падает, остатки чая растекаются по деревянному подносу и красивому белому полотенцу для рук.
Одним рывком Рэйн втягивает меня в постель.
Я падаю прямо на него, хоть стараюсь, насколько это возможно отстраниться и удержать вес на одной руке.
Его губы снова слишком близко.
Рядом, как тогда, в ночь перед свадьбой.
На них еще есть следы ударов, в левом нижнем уголке – зажившая, но еще хорошо видимая царапина.
Рыжая челка даже в таком положении все равно прикрывает глаза, и голубой лед выглядывает из-за рваных клиньев, словно страшное проклятие. Хочется произнести волшебное слово и исчезнуть, оказаться максимально далеко от этого Дьявола, чтобы не чувствовать… то, чего я чувствовать не должна.
— Хочешь узнать маленькие грязные тайны семейки уродов, да, страшилка? – Рэйн зло скалит зубы, становясь похожим на дикую собаку, готовую разожрать любого даже просто за взгляд в сторону ее кости. – Хочешь покопаться во всем этом дерьме?
