Прерванная вечность: Детектив страсти - страница 8

Она чуть склонила голову.

– Я не врала. Просто не всё говорила.

– Это то же самое. Особенно когда из-за молчания кто-то мёртв.

Она сжала бокал, словно хотела его раздавить.

– Ты правда думаешь, что я могла это сделать?

Джек промолчал. Дождь снаружи становился сильнее, капли барабанили по стеклу как барабаны тревоги. Он думал. Долго. Её глаза были слишком открыты, чтобы быть полностью честными.

– Я думаю, ты знаешь больше, чем говоришь, – наконец ответил он.

– Я знала Изабель, – тихо сказала Амелия. – Лучше, чем кто-либо. Мы были… не просто знакомыми. Сестрами. Не по крови, но по тайнам. Мы делили друг с другом то, о чём нельзя было говорить вслух. Особенно в Голливуде.

– Каким тайнам?

Амелия встала.

– Не здесь.

Она взяла его за руку – неожиданно. Холодная ладонь, как у мраморной статуи. И вместе они вышли под дождь.

Голливудские улицы под вечерним ливнем выглядели, как сцена с плохим освещением – каждый силуэт становился подозрительным, каждый шаг отзывался эхом. Машины проносились мимо, оставляя за собой водяные шлейфы.

Они шли молча. Миновали «Палас», потом заброшенное здание старой студии Paramount, стены которого были изъедены временем и граффити.

Амелия остановилась у старой телефонной будки. Стекло разбито, но крыша держалась. Она вошла внутрь, Джек за ней. Узкое пространство, теснота, гул дождя – словно они оказались в капкане.

– Она хотела уйти, – сказала Амелия. – Изабель. Бросить кино. Голливуд. Всех. Хотела сбежать с мужчиной, который пообещал ей всё – любовь, свободу, правду. Только он лгал.

– Кто он?

– Я не знаю его имени, – тихо, почти шёпотом. – Никогда не называла. Только описывала – высокий, дорогой костюм, голос как у диктора из новостей. Его лицо я однажды видела. Издалека. На премьере. Он смотрел на неё так, будто уже купил.

– Продюсер?

– Или кто-то, кто выше. Те, кто не появляется в титрах, но всё решают. Она хотела сказать "нет". И тогда начались угрозы. Телефоны, записки. Однажды я сама нашла письмо в её гримёрке – «если не снимешься, узнаешь, что такое забвение». Я порвала его. Изабель даже не узнала.

Джек напрягся.

– Почему ты не сказала это раньше?

– Потому что я боялась. – Её голос дрогнул. – Понимаешь, в этом городе, если ты не будешь молчать – тебя заставят. Или забудут. А я… я люблю жить.

Он понял: за её холодной элегантностью – страх. Глубокий и старый, как само кино.

– Значит, Изабель пыталась вырваться. Кто-то не дал ей этого сделать.

Амелия кивнула.

– Она не умерла просто так. Это было предупреждение. Или кара.

– Кто ещё знал об их связи?

– Кто-то с доступом. Кто-то из внутреннего круга. – Она посмотрела ему в глаза. – И ещё… – Она замялась. – Мне кажется, она оставила что-то. Что-то, что может всё изменить.

– Где?

– В старом архиве студии. Она иногда туда ходила. Сказала, что хранит «пулю на крайний случай». Я думала – метафора. Теперь – не уверена.

Джек шагнул ближе. Дождь стекал по его лицу, волосы прилипли к вискам. Он смотрел на неё как на улику, как на загадку.

– Почему ты решила мне это рассказать сейчас?

Амелия прижалась к стеклу будки, глядя куда-то в ночь.

– Потому что если я этого не сделаю… я стану следующей.

Молния разорвала небо. И тут же – гром. Их дыхание смешалось. Пространство между ними исчезло. Как между обвинением и оправданием. Как между прошлым и будущим.

Он коснулся её лица – осторожно, почти с опаской. Она не отстранилась.