– Ты зачем уходила? Своенравная дикая девчонка, нет порядка в этом доме, – грозно сказала монахиня.
Ольга, поражённая строгим голосом наставницы, без лишних слов поспешила в свои покои. Убедившись, что послушница, приставленная к ней в услужение, не умерла, а лишь потеряла сознание, перекрестилась и с облегчением вздохнула. Был четвертый час осеннего холодного утра. Солнца не было видно за седыми тяжелыми тучами. Бледные лучи осеннего солнышка делали чуть ярче багряно-желтую листву деревьев, с которых, словно дорогой убор, свисали капельки ночного дождя.
Двор терема, покрытый облетающими осенними листьями, был совершенно пуст. Кругом стояла тишина. Время после утренней трапезы сестры монахини отдавали молитве. Молодые послушницы, ведомые твердой рукой матери Марии по пути к спасению, тоже не смели нарушать эти часы духовного и плотского покоя.
Поднявшись по крутой лестнице, Ольга услышала легкий шум шагов женщин. Тут, внутри, было несколько оживленнее: княжна услыхала возгласы и даже плач.
Из двери перехода, ведущего в покои Марии, высунулось молодое личико одной из послушниц и быстро скрылось. Матушка и княжна поспешили в светелку. Еще одна тень промелькнула и скрылась в глубине прохода. Это была, видимо, одна из последних любопытных.
Когда Ольга и Мария вошли в комнату, глазам их предстала тяжелая картина. На полу, на спине лежала молодая девушка. Она явно была красавицей. Черные одежды монахини как-то по-особому оттеняли ее нежное, почти ангельское белое лицо.
Она была восхитительна, на вид ей было не больше шестнадцати лет, но в ее милом, юном лице можно было прочесть историю нравственных мук. Ее почти оформившееся тело было худым – результат то ли болезни, то ли тяжелой жизни. Казалось, что этому прекрасному цветку, увядшему от жизненных невзгод, не хватает только теплого солнечного света.
Ее глаза были закрыты, длинные ресницы отбрасывали тени на впалые щеки. Ольга подошла ближе. Дыхания не было заметно, девушка казалась мертвой. Лишь синяя жилка на ее худенькой тонкой шее подсказывала, что послушница жива.
В комнате возле кровати стоял стол. На нем княжна заметила ларец тонкой работы. Он напомнил княжне гроб, который она видела недавно у ворот соседнего дома, где жил греческий купец. Ларец был закрыт.
Матушка Мария твердым голосом потребовала в комнату огня. Через минуту одна из послушниц принесла толстую восковую свечу и поставила возле ларца.
Ольга обвела всех присутствующих взглядом и решительно двумя руками взялась за крышку – открыла.
Внутри ларец был набит стружками, а в нем лежала отрезанная голова неизвестного ей мужчины. Лоб был измазан черной краской или дегтем. Рядом с головой в опилках лежал кусочек бересты.
Ольга развернула кусочек хрупкой коры. На нем было выведено лишь одно слово – МАРА.
Матушка Мария сделала несколько шагов по направлению к столу. Молодая послушница, которая принесла свечу, пугливо остановилась у порога.
– Сбегай-ка мне за уксусом, да принеси воды, – ровным голосом, в котором не слышалось ни смущения, ни тревоги, обратилась Мария к стоящей в дверях девушке.
Та бросилась исполнять приказание.
Матушка и Ольга обменялись недоуменными взглядами. Не обращая никакого внимания на лежащую посреди комнаты послушницу, Мария подошла к ларцу. Несколько минут пристально всматривалась в лежавшую в нем голову, словно силилась припомнить кого-то из прошлой жизни.
