и наслаждаться странною покупкой…
чтобы – потом – запомнить ощущенье —
когда ты что-то трогаешь руками —
на пальцах остаётся пыль от вещи
и чувствуешь – как – кто-то это сделал —
не для тебя, наверное, но всё же…
как та дорожка с тополиным пухом,
который снова подожгут мальчишки,
чтобы увидеть – как сгорает май,
а с ним весна… Обугленные тропы…
на память остаются лишь деревья
и жёлтая трава – к началу лета.
У памяти – над жизнью превосходство,
как у судьбы – над длинной строчкой в ЗАГСе…
где чувствуешь себя каким-то лишним,
так как не знаешь, что тебе там впишут —
в какую часть пожизненного списка,
чтобы потом послушно зачеркнуть…
сдать на хранение и ни о чём не думать,
по крайней мере – о твоём происхожденье
здесь, в этом городе, где ты – всего лишь строчка
в амбарной книге – жалкий иждивенец
небесной канцелярии… хранитель
ненужных слов – в определенье жизни —
по мнению друзей, знакомых, близких
и просто обезумевших соседей,
что никогда не открывали книги
и не писали длинных, длинных писем…
и помнят – только – даты поминаний —
ничто не длится бесконечно долго,
пока итог не закреплён в чернилах…
Вода, как память, растворяет камни
и, даже, плиты на чужих могилах
не долго остаются без изъяна —
вода разносит камни, ветер – листья…
бумага это терпит, но недолго —
всего лишь – как признанье в преступленье! —
которое – ещё – когда-то – в детстве
случайно совершил… и не заметил,
став навсегда преступником… Изгоем!.. —
из-за того лишь только – что родился —
не вовремя, не к месту, спутав карты…
носил чужое имя, жил в домах,
где, даже, призраки давно не проживают,
пил воду, зачерпнув из грязной лужи…
смотрел на мир, где я был третий лишний,
пытался сохранить воспоминанья,
чтобы теперь об этом рассказать,
хотя бы так – в бумаге и чернилах —
не стать ещё одной строкой в амбарной книге.
