Читать онлайн Суджата Масси - Принц в Бомбее

Клэр и Рекхе,

любимым сестрам, научившим меня рассказывать истории

– Вот и хорошо.

Эти слова Первин Мистри произнесла вслух, раскладывая подписанные контракты по конвертам. Поднесла свечу к палочке сургуча, дождалась, пока на заднюю сторону каждого конверта упадет по алой капле. Последний штрих – придавить сургуч медным штемпелем с надписью: АДВОКАТСКАЯ КОНТОРА МИСТРИ.

Хвалить себя вообще-то негоже, но на этот контракт об аренде недвижимости она потратила четыре месяца. Двое клиентов до бесконечности обменивались списками условий – каждый считал делом чести выдвигать всё новые требования.

При этом на деле арендатор и арендодатель нуждались друг в друге. Клиент адвокатской конторы Мистри мистер Шах искал жильца в свое бунгало на холме Кумбалла. Мистер Ахмад, клерк одной из пароходных компаний, был квалифицированным съемщиком. Первин составила соглашение, основываясь на уже имевшихся у нее образцах контрактов на сдачу внаем недвижимости того же самого владельца. И тут ее клиент внезапно потребовал внести ограничение на разделывание мяса. Мистер Ахмад его вычеркнул и написал крупными буквами, что жена его имеет право готовить все, что ей заблагорассудится. А еще он желал, чтобы мистер Шах выкорчевал полузасохшее манговое дерево в саду и посадил новое.

На самом деле найти в Бомбее достойное жилье, особенно частный дом, было не так-то просто. В город стекались жители всей Британской Индии и независимых княжеств – в поисках хорошо оплачиваемой работы. Бунгало конца XIX века разваливались от старости, среднему классу приходилось довольствоваться квартирами. Кстати, почти в каждом многоквартирном доме, вне зависимости от района города, селились люди, которых объединяли религия, место происхождения и язык.

Первин подозревала, что именно религиозные предрассудки и взыграли в ее клиенте-парсе[1], а потенциального съемщика-мусульманина заставили вести себя вызывающе. Она отправила обеим сторонам любезные письма с напоминанием, что на следующий год вырастут муниципальные налоги, так что им обоим, пожалуй, следует приостановить все дела с недвижимостью, пока не выяснится новая стоимость жилья.

Перспектива оказаться с пустым домом на руках перед самым приходом налоговых счетов вынудила мистера Шаха снять условие касательно мяса. Мистер Ахмад поблагодарил его и отказался от требования посадить новое дерево, но одновременно он попросил разрешения по собственному разумению вносить изменения в планировку сада. Первин заверила мистера Шаха в том, что любой арендатор, который вкладывает собственные деньги в сад, только способствует повышению стоимости жилья и репутации его владельца.

И вот контракты подписаны, запечатаны, готовы к отправке.

Первин взяла оба конверта и отправилась на поиски Мустафы. Седовласый гигант – охранник, дворецкий и портье их адвокатской конторы – уже поднимался на второй этаж. Он взял у Первин документы и сообщил:

– К вам молодая дама.

– Лили? – Первин ожидала доставку печенья и торта из кафе Яздани.

– Нет. Ее зовут мисс Каттингмастер. – Выговаривая это имя, Мустафа выразительно пошевелил своими длинными жесткими усами.

– Очень необычная фамилия. Полагаю, мусульманская или парсийская, – задумалась Первин.

Мустафа кивнул:

– Вы правы, да и лицо у нее иранского типа. Она сказала, что к вам ее отправила мисс Хобсон-Джонс.

В Первин проснулось любопытство. Элис Хобсон-Джонс, ее лучшая подруга, преподавала математику в колледже Вудберн. Может, мисс Каттингмастер ее студентка.

– Я сейчас спущусь. Вас не затруднит заварить нам чаю?

– Он уже на столе.

Первин заглянула в полуоткрытую дверь приемной, оценивая посетительницу. Мисс Каттингмастер сидела на краю дивана, обитого сиреневым бархатом, на коленях у нее лежала книга. Девушка склонила голову, спутанные темные кудри свесились вниз. Из рукавов накрахмаленной белой хлопковой блузы, надетой под невзрачное бурое сари, виднелись худые запястья. У ног лежала холщовая сумка цвета хаки.

– Кем-чо[2]. – Первин поприветствовала посетительницу на гуджарати, на котором часто говорили между собой парсы.

Френи Каттингмастер тут же захлопнула книгу:

– Да. Доброе утро, мэм, или как к вам нужно обращаться? Может, эсквайр?

Девушка на удивление складно говорила по-английски, хотя и была одета в домотканое сари, какие любили носить сторонники независимости. Впрочем, именно по-английски изъяснялись в мире науки – возможно, поэтому она к нему и прибегла.

В гостиной могли усесться четверо, однако Первин решила не опускаться в просторное кресло в стиле королевы Анны, а присела на тот же диванчик, что и студентка. Цель ее состояла в том, чтобы та почувствовала себя менее скованно.

– Меня зовут Первин Мистри. Для «мэм» я, пожалуй, еще слишком молода, а «эсквайрами» юристов называют в основном в Соединенных Штатах. Назовете мне свое имя?

– Френи. – Девушка слегка отодвинулась. – Я все равно не понимаю, как вас называть. «Мемсагиб»[3] – титул в основном для британок, его я использовать не буду. «Мэм» мне тоже не больно-то нравится.

Первин вспомнила традиционное уважительное обращение к парсийкам:

– Если хотите, можете называть меня Первин-баи.

Френи кивнула:

– Первин-баи, я пришла к вам по поручению Союза студентов колледжа Вудберн. Мы хотели бы получить юридическую консультацию.

Активистов в Бомбее становилось все больше и больше. В последние месяцы число сторонников известного юриста Мохандаса Ганди, призывавшего к протестам против британского правления, неуклонно росло. Первин очень хотела хоть чем-то помочь борцам за свободу, но, поскольку она была поверенным, работать ей в основном приходилось только с договорами.

– Я польщена тем, что вы выбрали адвокатскую контору Мистри. Расскажете, в чем ваша проблема?

Френи вгляделась Первин в лицо:

– Мы хотим знать, есть ли у нас право не посещать занятия в колледже и не нести за это наказания.

Первин задумалась:

– Я не совсем понимаю. Посещение занятий – одно из условий зачисления в колледж. У вас конфликт с кем-то из преподавателей?

– Вовсе нет. Я учусь на втором курсе, и мне очень нравится в колледже. – Френи ласково сжала книгу, лежавшую у нее на коленях. – Более того, мы, студенты, вообще не пропустим никаких занятий в тот день, который я имею в виду, потому что их все равно отменят.

И за этим девица явилась в их адвокатскую контору? Первин, тщательно скрывая раздражение, произнесла:

– Полагаю, в вашем случае взять выходной не возбраняется. Студенты часто пропускают занятия по болезни или семейным обстоятельствам.

– Но тут другое дело. Политическое. – Последнее слово девушка выговорила особенно тщательно, подчеркивая его важность. – Мы хотим пропустить занятия в день, когда в Бомбей прибудет принц Уэльский. Вам известно, что Гандиджи[4] призывает к харталу?[5]

– Да. Я видела плакаты с призывами устроить принцу бойкот. – Первин встречала эти дерзкие воззвания рядом с афишами, гласившими: «Добро пожаловать, принц Уэльский», которыми правительство завешало весь город. В четверг Эдуард сойдет с судна в бомбейском порту, чтобы начать отсюда четырехмесячное турне по Индии. Визит двадцатисемилетнего принца все воспринимали как подтверждение того, что впереди их ждут еще много десятилетий британского правления.

Френи подалась вперед и заговорила, сдерживая волнение:

– Часть плакатов развесили мы, студенты. Мы хотим, чтобы на параде присутствовало поменьше народу. Но ректор колледжа объявил, что в день приезда принца все должны явиться его встречать. Рабочие строят перед колледжем специальную трибуну. От нас требуют, чтобы мы аплодировали этому паршивому принцу, когда он будет проезжать по набережной Кеннеди.

После этой пылкой речи у Первин не осталось никаких сомнений касательно взглядов Френи. Но чем ей может грозить неявка в колледж в такой день?

– А у вас в Союзе студентов есть куратор из числа преподавателей?

– Да. Мистер Теренс Грейди. – Уголки губ Френи поползли вверх.

Первин подумала: только бы девочка не влюбилась.

– И мистер Грейди докладывает администрации о деятельности вашего клуба?

– Вряд ли, – ответила Френи, подумав. – Он ирландец, а среди ирландцев много тех, кому не больно-то нравится жить в составе Британской империи. Мистер Грейди признался, что ему, как штатному сотруднику, придется в этот день прийти в колледж. Он слышал о желании членов Союза студентов остаться дома и призывает нас поступать в согласии со своей совестью.

Первин чуть расслабилась и заметила:

– Судя по всему, он человек порядочный. А что вы можете сказать о ректоре?

– Его зовут Хорас Вирджил Атертон. – Френи произнесла это отрывисто, без всякого тепла, которое звучало в имени мистера Грейди. – Он у нас временно, с октября. А настоящий ректор в длительном отпуске. На занятиях по христианскому Писанию, до того как заговорит священник, мистер Атертон иногда обращается к нам с речью. И это вечно что-нибудь про то, что не нужно нигде толпиться или, там, толкаться в коридорах и на лестницах. А про философию и суть образования – ни слова.

Первин фыркнула:

– Вашему ректору руководить бы начальной школой. А у него есть причины не одобрять ваше поведение в коридорах?

Френи тоже в ответ удовлетворенно фыркнула:

– Он считает, что у нас слишком много толкучки и вдруг кто упадет. Говорит, что кто-то из девушек-студенток может пострадать, меня и моих подруг это очень раздражает. Мы ж не фарфоровые.

– Да уж. Бомбейские женщины крепче кокосовых орехов! – Услышав смех Френи, Первин добавила: – А почему вы посещаете занятия по христианскому Писанию?

– В принципе, это не обязательный предмет. Но перед началом занятия всегда делают перекличку. Вот все туда и ходят, вне зависимости от своей веры.

– И вы хотите сказать, что вам ставят прогул, если вы не посещаете христианскую службу? – Первин примолкла, подумала, нет ли тут основания для судебного иска. – Колледж Вудберн – миссионерское учебное заведение, не так ли?

– Совершенно верно. Его основал достопочтенный Эндрю Вудберн из Шотландской церкви, он приехал в Бомбей в 1810 году.

– А как ваши родители относятся к тому, что вы получаете образование в пресвитерианском колледже?

– Мой отец считает, что это почтенное учебное заведение и что все прочие предметы мне очень полезны. – Френи досадливо улыбнулась и добавила: – Он старший портной в магазине Готорна. Хвастается перед заказчиками, что я учусь в Вудберне.

Портной наверняка гордится тем, что смог отправить дочь в один из самых старых колледжей. Тут-то Первин и поняла, что фамилия у девушки самая что ни на есть подходящая[6].

– Ваш отец, похоже, отличается большой терпимостью.

– Я бы так не сказала. – Френи указала на одно из кресел и ухмыльнулась: – Вот это его бы точно разозлило.

– Почему? – озадаченно спросила Первин.

– Красная обивка порвалась. Вон там, рядом с ножкой.

Первин вслед за посетительницей посмотрела на кресло, которое никогда раньше так пристально не разглядывала.

– Ну надо же, вы совершенно правы. Это любимое кресло моего отца. Он, наверное, зацепил обивку ботинком. Он кладет ногу на ногу и иногда топает каблуком. Ну, вернемся к делу. Ваш отец знает, что вы поддерживаете идею независимости?