И тут его взгляд вырвал одинокое строение, стоявшее справа, почти вплотную к стене. Издав жуткий вой, в котором отчаянье и последняя надежда слились в одно, он рванул туда. Люди, стоявшие у него на пути, от неожиданности, отпрянули прочь. Несколько прыжков, и дурень, словно раненный медведь, укрылся в берлогу.
По всей видимости, здесь был загон для домашнего скота. Вход оказался невысоким, пришлось согнуться вдвое, чтобы попасть внутрь. Там в куче разбросанной соломы он увидел тёсаное корыто, несколько досок и небольшое бревно. Всё это тотчас использовал, чтобы закрыть вход, а сам сел спиной к нему. Кто-то снаружи попробовал на прочность сооружённый завал. А затем прокричал:
– С голоду сдохнешь, пёс!
– Отпустили бы вы меня, – попросил дурень.
Люди снаружи принялись совещаться. Кто-то предлагал разобрать постройку, другие твердили, надо подождать, пока пленник проголодается и сам запроситься наружу. Но тут все замолчали, и чей-то степенный голос произнёс:
– Дымом его! Выкурить оттуда – и всё! Выползет как миленький, сам всё отдаст.
Когда густой дым повалил в щели, дурень лёг на живот и, уткнувшись носом в солому, стал молиться. Доски и бревно, завалившее вход, ходили ходуном, и было понятно, что рано или поздно они не выдержат натиска и упадут. Дурень стал раскидывать солому и рыть землю так, как это делают собаки. Когда яма стала достаточно глубокой, он, чихая и кашляя упрятал туда бересту и, засыпав тайник землёй и соломой, снова упал ниц.
– Выходи, не обидим. Отдай, что у тебя там есть и ступай с миром, – раздавалось снаружи.
Дым всё больше заполнял маленький загон. И вот через щель в крыше полетела пригоршня искр. Загнанный пленник не видел их. Не увидел он также, как вспыхнула и запылала солома у входа. Он продолжал читать молитвы, временами переходя на разговор с хозяином, в котором клялся сохранить тайну. Когда люди поняли, что происходит, было уже поздно. Из щелей полезли языки пламени. Чужак внутри истошно вопил, но даже не делал попыток вырваться наружу. Бабы и мужики кинулись за водою, а налетевший ветер уже бросал искры на соседние дома…
Я замолчал. Отец выключил магнитофон, выдохнул и сказал:
– Что-то вы, юноша, падки на трагические финалы.
– Я не специально, – пролепетал я. – А что там было написано? В письме, то есть, на бересте?
– Надпись очень простая. Если современным языком: «Кум, за соль рассчитаюсь со сбором урожая».
– Значит он погиб из-за такой мелочи.
– А с чего ты взял, что всё было именно так? – спросил отец.
– Не знаю… Мне кажется, именно так. И ты сам сказал, там написано «кум». Тот человек, которого звали хозяином, тоже просил передать письмо куму.
– Ладно… – сказал отец. Он хотел ещё что-то добавить, но в последний момент передумал и тогда я наконец высказал свою обиду:
– Ты всё время что-то скрываешь, это нечестно. Я больше тебе ничего не расскажу!
Лицо отца побелело, я подумал, что сейчас он начнёт кричать на меня или, что ещё хуже, скажет «ступай в свою комнату». Но его замешательство длилось недолго. Как-то по-новому посмотрев на меня, он спокойно сказал:
– Мы вернёмся к этому разговору завтра.
