Призмы. Размышления о путешествии, которое мы называем жизнью - страница 3



?

Когда мы подойдем к своему концу, то, если в этот момент будем в сознании, не зададимся ли вопросом, ради чего мы путешествовали? Будем ли упорствовать в своих ошибках, в непройденных путях, ранах? Или же сохраним любопытство, прослеживая, что происходило внутри нас все это время? Скорбя о неизбежной потере этого мира, вспомним слова Райнера Марии Рильке, обращенные к молодому поэту:

«И Вы, дорогой господин Каппус, не должны бояться, если на Вашем пути встает печаль, такая большая, какой Вы еще никогда не видали; если тревога, как свет или тень облака, набегает на Ваши руки и на все Ваши дела. Вы должны помнить, что в Вас что-то происходит, что жизнь не забыла Вас, что Вы в ее руке и она Вас не покинет. Почему же Вы хотите исключить любую тревогу, любое горе, любую грусть из Вашей жизни, если Вы не знаете, как они все изменяют Вас? Почему Вы хотите мучить себя вопросом, откуда все это взялось и чем это кончится? Вы же знаете, что Вы на распутье, и Вы ничего так не желаете, как стать иным»[7].

Или же в минуту цинизма мы сочтем этот вихрь и чудо жизни странным, бредовым вымыслом, короткой ролью в более масштабной драме, чем мы можем себе представить, и, возможно, решим, что наша роль была самой тривиальной? Были ли мы реальны? Были ли мы здесь на самом деле? Были ли мы чем-то большим, чем вымышленный персонаж? Дануша Ламерис задается этим вопросом в своем одноименном стихотворении о вымышленных персонажах и различных выдумках, которым мы, возможно, служим:


Вымышленные персонажи

Бывает так, что они хотят сбежать?
Выкарабкаться из плена белых страниц
и войти в наш мир?
Холден Колфилд проскальзывает в кинотеатр,
Чтоб успеть на двухчасовой сеанс.
Анна Каренина сидит в закусочной
и читает газету, пока официантка
подает ей чизбургер.
Даже Гектор, оторвавшись от Илиады,
совершает прогулку по парку,
любуясь тюльпанами.
Может, они устали
от авторского ума,
от всех его загогулин и извивов.
Или вконец измучились
болтаться по Памплоне,
в каждой руке по бутылке,
есть лотосы на берегу Нила.
Другим было просто слишком жарко
в маленьком калифорнийском городке,
где им было предначертано
пахать всю жизнь на полях.
Как бы то ни было, они здесь,
блуждают по городским улочкам,
дождь падает на их воображаемые плечи.
А вы бы решились, если б могли?
Выйти наружу из собственной истории,
прислониться к дверному косяку
в «Файв энд Дайм», потягивая свой кофе.
Ваша жизнь где-то далеко позади,
и весь ее жар и тяжелый труд – только сказка
в руках незнакомца,
а тротуар впереди мокрый и сияет[8].

Поэтому, когда Юнг продиктовал следующий абзац в своих «Воспоминаниях, сновидениях, размышлениях», я обратил внимание на нечто особенное в его предположении о множестве интрапсихических персонажей в большой архетипической драме. Мы думаем, что создали то, что происходит с нами, но не является ли это заблуждением эго-сознания, которое гордится своим суверенитетом, своей самобытностью, своей автономией? И не подобно ли такое отношение истории с блохой, которая сидит в гриве льва и воображает, что все остальные звери боятся ее величия?

Человеческое эго – это щепка, плывущая по радужному океану. Его так легко захлестнуть окружающими волнами, но оно приписывает себе привилегированное положение, воображает себя властелином в мире низших существ и принимает важные решения, имеющие большие последствия. Но как часто оно действительно руководит собой? Бывает ли человеческое эго действительно свободным от других влияний; не находится ли оно часто в плену диссоциативных сгустков энергии, известных как