– О нет, отец Константин. Как раз таки вы – грешник, скрывающийся за маской добродетели и покаяния Господнего. Ваша душа прекрасно подойдет в качестве трофея, который будет алмазом в моей коллекции.
– Не знаю, кто вы, но призываю остановиться и перестать запугивать человека, приближенного к Богу! Всевышний все видит и покарает вас за подобные деяния! – я повысил голос, который дрожал от страха. Мужчина всем своим видом показывал, что не пугают подобные речи, – руки были сложены на груди, взгляд зеленых глаз пронизывал насквозь, будто он пытался дотянуться до самых потаенных секретов души.
– Меня? Покарает? Ох, ради Сатаны, этот немощный старик и пальцем меня не тронет.
Я закричал, когда заслонка печи отъехала в сторону, показывая взору языки пламени, которые извивались, набрасываясь на поленья. Боль в груди заставила согнуться и захрипеть. Я пытался сделать хоть один вдох, но при каждой попытке резало по сердцу, отчего слезы хлынули из глаз. Мужчина одним движением руки заставил входную дверь, где стояла Клавдия, захлопнуться, обернулся через спину и улыбнулся.
Темные силуэты, очертания которых я не смог увидеть до конца, рябью пошли по стене, напоминая танцующих девушек. Но чем больше удавалось смахивать слезы и открывать взор, тем сильнее страх цеплялся за душу своими когтистыми лапами: по дереву, перескакивая со стен на потолок, ползали бесы – их рваные, будто надкусанные чьей-то массивной пастью, тела изогнулись, конечности вывернулись под углом, обнажая прогнившие кости, из широко распахнутых пастей вываливались раздвоенные языки, с которых стекала вязкая темная жидкость. Острые когти оставляли глубокие борозды на стенах и потолке.
Боль в груди отступила так же быстро, как и появилась. Выпрямившись и сделав полноценный вздох, я почувствовал себя куда лучше, пока передо мной не возник бес, который выставил изогнутые рога. Мужчина схватил существо за один из них и резко дернул в сторону, отчего тварь взвизгнула и начала размахивать изуродованными конечностями в воздухе.
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь. – Пробормотав молитву, я откинул полы рясы в стороны и вцепился ладонями в крест, где был распят Иисус. Яростное бормотание отражалось эхом от стен, но его перекрывали крики и насмешки чертей, тела которых свешивались с потолка и стен, будто они были прибиты туда.
– Это не поможет, отец Константин. Где же были твои молитвы и Бог, когда я предложил отдать книгу мальчишке за мешок золота? Почему Господь не откликается на зов, когда так велико отчаяние? Я неспроста выбрал тебя, нет… – Мужчина сделал шаг вперед, прижав меня к стене, я слышал его слова словно сквозь толщу воды, всматриваясь в безжизненные глаза черта, где сквозила ненависть ко всему живому. – Сребролюбие – жадная любовь к деньгам – видно за версту, как маяк в спокойном море. Стоило лишь предложить побольше – и ты передашь все, что только скажут: запретную книгу, рожденного вне брака ребенка на кладбище; оставишь младенца на каменной холодной плите умирать. Твоя жена на протяжении сорока лет задается вопросом: почему же Бог не дал вам детей? А ты хоть раз пытался рассказать ей правду? Объяснить, что это плата за грехи?
