Проект «О» - страница 64

Максим осёкся и покраснел.

– Простите, я не понял…

– Ничего.

– И всё-таки… – подбирался к понравившейся теме Дуденков. – А если это привычка?

– То есть?

– Ну, привыкают же люди к скудной пище или там к дурному климату… Как в Петербурге, например, где всё время слякоть и ветер. Или взять какую-нибудь Анадырь, где лета вообще нет, а среднегодовая температура и до ноля не дотягивает. А люди живут!

– Максим, вы любили когда-нибудь? – серьёзным тоном спросил Виктор Саныч.

– Увлекался… – уклончиво ответил студент.

– Ну, это не одно и то же. Влюбитесь, Максим, и вам в голову не придёт сравнивать это прекрасное чувство с привычкой. Поймите, я о высоком говорю, о каких-то тонких эманациях, а вы – про слякоть!..

– Дас либэ ист майн фюрер? Не думаю…

– Так подумайте на досуге.

– Извините за грубость аллегории, – сказал Максим, – я просто хотел более популярно объяснить, что… как бы это сказать?.. одним словом… любовь есть фикция, вымысел романтиков.

Виктор Саныч только раздражённо отмахнулся.

– А вы как считаете, Валерий Степанович?

Но дискуссия товарищей Кукушкина мало волновала. В висках бухал гигантский молот, голова раскалывалась. Позвали медсестру, та сделала укол успокоительного, и Валерий Степанович забылся ровным глубоким сном.

Вечером за пресной гречкой с тощей сосиской, похожей на чей-то обморок в троллейбусе, Валерий Степанович снова вспомнил слова настырной журналистки и крепко задумался. «А что, если эта ненормальная была права, и я здесь именно из-за „конторы“? Вдруг это были не хулиганы уличные, а люди Безликого? А что? Выглядит как банальное ограбление… Нет, нет, с этими зверями надо поосторожнее. Хватит корчить из себя борца за правду – у меня всё-таки жена, сын-школьник! Если что, кто о них позаботится? А то выйдет, как с этим Чагиным, не дай бог…» Размышляя об этом, Кукушкин вышел пройтись в коридор, где каталки, бугрящийся линолеум, старики-призраки на разболтанных ходунках, острый запах мочи и лекарств, а лампы дневного света режут ослабшие глаза… Подышав миазмами больницы, поразмыслив о происшедшем, Валерий Степанович вернулся в палату, лёг на койку, полистал журнал о кино и уснул. И вот вскочил после очередного липкого кошмара… Странные тени вспыхивали и гасли на неровностях потолка, казавшегося бескрайней мутно-белой таинственной степью, от края до края занесённой снегами и не отмеченной ни на одной географической карте мира. Ужасно вдруг захотелось стать маленьким-маленьким и сбежать в эту дивную перевёрнутую страну, стать её тишайшим жителем, счастливым пленником бесконечной белизны, бледной тенью, бегущей по сонным сопкам за грань возможного, в пространство абсолютного ноля, отсутствия цвета, звука, слов и дел – туда, где никто не вспомянет и не найдёт. Как в детстве, в далёком беззаботно-солнечном детстве – этом безнадёжно кратком времени выдуманных миров… Профессору вспомнилась мать, её добрые усталые руки. Её глаза, забывшие покой и так и не нашедшие счастья…

Она была библиотекарем, подрабатывала уборщицей в ДК Связи. С рабочим Степаном познакомилась в очереди за колбасой. Он любезно пропустил её вперёд и сразил этим джентльменством наповал…

Отец Валерия, Степан Кукушкин, трудился механиком на заводе. Запросы имел вполне аристократические – пиво да футбол. Любил рыбалку. Отважно скандалил дома. Застенчиво дрался у ларька. К политике был холоден. В плане культуры раз в год ограничивался походом с семьёй в кино. Был сер как мышь и туп как пробка. Шутил в курилках зычно и похабно – в основном о бабах. Зато «брал обязательства» и «давал» план. Был на хорошем счету, что не только спасало положение, но даже помогло вступить в партию, где Степан открылся с неожиданной стороны. Загорелся. Выступал «от лица коллектива», обличал, учил, наставлял. Висел на доске почёта. Давал интервью заводской многотиражке. Имел активную позицию по любому вопросу – от нехватки дюймовых труб на складе до вооружённого конфликта в Афганистане. В конце концов сорвался, устроив безобразный дебош на юбилее парторга. Был смещён, удалён и подвергнут… С горя покатился по наклонной. Пропил пальто и цветной телевизор. В результате был уволен «по собственному», что повергло Степана в необычайное уныние с вытекающим из него новым запоем. Жена подала на развод. Так семилетний Валерка и его пятилетняя сестрёнка Оля остались на попечении у матери. (Позже Оля станет неплохим ландшафтным дизайнером, выучит два языка, уедет в Швецию и выйдет там замуж за преуспевающего архитектора – эмигранта из Китая.)