Оцепенение длилось секунды. Потом лагерь взорвался хаосом. Крики рабочих, смешавшиеся с русской и украинской бранью. Рёв сирен, поднятых Петренко. Солдаты, бестолково метавшиеся, вскидывавшие автоматы на пустоту, где зияла Рана. Она не реагировала. Она просто была – вертикальная пропасть в воздухе, извергающая холод и запах тления пустоты.
– Отбой! Все по местам! Отойти от края! – голос Петренко, усиленный мегафоном, резал панику, как нож. Он стоял на краю котлована, лицо серое, но голос – сталь. – Инженеры! Закройте этот участок щитами! Сейчас же! Доктор Деклин! К палатке! Собрать осколки!
Деклин не слышал. Он стоял на коленях в своей палатке, дрожащими руками собирая три угольно-чёрных фрагмента Камня-Печати. Четвёртый исчез. Испарился? Улетел при расколе? Он не знал. Осколки были холодными, мёртвыми, как обычный базальт. Но в их глубине, если приглядеться, чудилось слабое, угасающее багровое мерцание, словно тлеющие угли под пеплом. Кровь Камня… – мысль Ивана преследовала его.
– Доктор! – Это была Лидия Семёнова. Она ворвалась в палатку, её глаза были огромны от ужаса. – Вы видели? Это же… это конец! Мы выпустили…
– Мы ничего не выпустили! – резко оборвал её Деклин, вскакивая. Его страх кристаллизовался в яростное отрицание. – Это явление! Физическое явление! Разрыв пространственно-временного континуума под воздействием неизвестной энергии! Его нужно изучить! Контролировать! – Он судорожно запихивал осколки в свинцовый контейнер. – Петренко прав. Нужно локализовать, изолировать…
– Изолировать это? – Лидия ткнула пальцем в сторону котлована, откуда доносился грохот опускаемых стальных щитов и вопли рабочих. – Деклин, это не явление! Это распад! Это анти-жизнь! Посмотри на Ивана! Он знает!
Старик сидел в углу палатки, куда его затолкали солдаты. Он не плакал больше. Он смотрел в одну точку перед собой, его губы беззвучно шевелились, повторяя одно и то же:
– Рана… Рана растёт… Спящий дышит…
Строительство «Объекта Θ» превратилось в безумную гонку со Смертью. Не просто с опасностью – с самим принципом небытия. Стальные щиты, опущенные над зоной Раны, не скрыли её. Они лишь создали жуткий купол над чёрной вертикальной щелью. Рана пульсировала за металлом, её багровое сияние просачивалось сквозь стыки, отбрасывая на стены котлована пугающие, пляшущие тени. Воздух внутри щитов стал ледяным, искажённым. Предметы, брошенные туда для теста – лопата, каска – через несколько часов исчезали. Или возвращались… изменёнными. Лопата была покрыта инеем и хрупкой, как стекло. Каска… сплющена в тонкий блин, будто побывала под прессом в тысячу тонн.
Но самое страшное было время. Оно текло здесь неправильно. Скачками. Петренко, проверяя часы у часового у щитов, обнаружил, что его наручные часы отстали на два часа за десять минут реального времени. Рабочий, спустившийся в котлован на пять минут, клялся, что пробыл там полдня. А один из солдат патруля, проходя мимо зоны щитов, вдруг замер на месте, его лицо исказилось гримасой немого крика, и он простоял так пять минут, не реагируя на окрики, прежде чем очнулся, ничего не помня, но с поседевшими висками.
Деклин жил в палатке-лаборатории, окружённый приборами, чертежами будущих уровней бункера и тремя осколками Камня. Он почти не спал. Его глаза горели лихорадочным блеском. Страх был загнан глубоко внутрь, задавлен титаническим усилием воли и научной одержимостью. Он долженбыл понять. Должен был доказать Петренко, Москве, самому себе, что это можно обратить на пользу. Что это – не конец, а начало новой эры. Его доклады в Москву, передаваемые по зашифрованному каналу, пестрели терминами: «управляемый сингулярный источник», «энергия вакуумного распада», «революция в физике». Он умолчал о пульсирующей Ране. Умолчал о пропавшем рабочем (официально – «дезертир»). Умолчал о тенях в тумане, которые теперь видели почти все по ночам – высокие, безликие силуэты, наблюдающие со склонов за стройкой ада.
