Профиль польки - страница 18
Наткнулась недавно в ФБ1 на одну фотографию, совсем никакую, совершенно, под ней стоит одинокий лайк, смотрю, лайк от знакомой. Не удержалась, спрашиваю: – Тебе в самом деле нравится картинка? – Нет, – говорит. – Тогда зачем ты поставила лайк? – Понимаешь, я подумала, автору же, наверное, очень обидно, что вообще никого, он, думаю, расстроился, вот и поставила, чтобы утешить.
Однако… поступок, достойный Сонечки Голлидэй, той самой, Цветаевской. Всё же блаженные люди украшают этот мир.
Когда я слышу «Я антисталинист в прошлом», всегда думаю – и большая сволочь в настоящем. Исключений быть не может.
Молитва дореволюционного крестьянина: «Боже, взрасти, и для трудящего и для крадящего». Увы, но вряд ли она помогла в годы продразверстки, когда количество крадящих намного превышало количество трудящих.
Казалось бы на вопрос – что такое культура? – ответ давно получен, всем всё разъяснили. Но с перемещением в социальные сети большинства человечества этот термин требует дополнительного осмысления. Культура – это способность сдержаться и не послать куда подальше любителей писать гадости в комментариях, не называть эти комментарии дурацкими (хотя явно видно, что писал дурак, но нынче дураки всех мастей не дураки, а носители другой точки зрения). Одним словом, культура – это когда ты не обижаешь даже тех, кого не знаешь, в глаза никогда не видел и не увидишь, но с кем неожиданно столкнулся на просторах всеобщих посиделок в сети.
Никогда не понимала людей, мечтающих о славе, ещё меньше – к ней активно стремящихся. Публичность – прежде всего невозможность принадлежать самому себе. Это как быть блохой под микроскопом: каждый твой жест, взгляд, слово разбираются с маниакальной тщательностью. Тебе отказано быть больным, слабым, пьяным, глупым. Твой удел – бессмысленное обожание вначале или злая насмешка после. Это ежечасное перемывание твоих бедных костей и охота папарацци. Это невозможность похоронить ближнего своего без того, чтобы тебя пристально не разглядывали, оценивая глубину твоей скорби. Единственная слава, которая кажется мне хоть как-то допустимой, это широкая известность в узких кругах. Хотя там своя атмосфера и свой террариум единомышленников. А потому самый лучший вариант – это посмертная слава. И жизнь без лишних нервов прожита, и потомки знают. Вот как жизнь Эмили Дикинсон. Или Вивиан Майер. Но тщеславные натуры не согласятся на это никогда.
Только наличие своих детей выявляет сущность человеческой натуры. Оскорбить или ударить чужого ребёнка постесняешься, своего – никогда. Поэтому судить о том, какой человек, надо по его отношению не к чужому ребёнку, а к своему.
На самое краткое содержание шекспировского «Короля Лира» наткнулась в «Саге о Форсайтах». Про что пьеса? – спросил один из молодых Форсайтов, располагаясь в ложе. Второй ответил: про отца, дочерей и наследство. И вот пусть кто-то докажет, что это не точно и не исчерпывающе.
Материться в присутствии детей считается некомильфо, вылетевший при ребёнке мат осуждается и пресекается тут же. Между тем, к подростковому возрасту большинство детей свободно и в немалом объёме владеет обсценной лексикой. Спрашивается, откуда они её знают при такой стеснительности взрослых? Яркий пример человеческой мимикрии: за закрытыми дверьми одно, в публичном пространстве другое.