— Где ты?! — прижимает меня к ребристой поверхности движущихся ступеней.
— Выхожу из метро, — блею, втянув голову в плечи. Вроде, начальник в паре километрах от меня, а разрушительные волны доходят и досюда.
— У тебя пятнадцать минут! — несётся предупреждение из трубки, и угрожающе в ухо дышит тишина.
Переулки и дворовые площадки я преодолеваю в темпе спринтера, позволив себе согнуться пополам только в лифте. Десять секунд передышки, пока кабина тащится на третий этаж и есть ещё надежда, что Юрий Алексеевич остыл и не плюётся огнём.
Надежда идёт трещинами, как только створки расходятся по сторонам. Меня встречает перекошенное лицо чАдова, и даже через чёрную растительность вокруг рта я вижу звериный оскал. Жуткую картину дополняют густые брови, встретившиеся в одной точке над переносицей, всклокоченные волосы, требующие либо стрижки, либо расчёски, помятый пиджак, будто хозяин спал прямо в нём.
Почему-то хочется упасть на колени и закричать, что не виноватая я, отвешивая поклоны и отбивая лоб. Да разве проймёшь обозлённого монстра слезами и ложным раскаянием? Смешно. Всего лишь опоздала, а чувствую себя, словно что-то украла.
— У нас видеоконференция в девять, — тихо рычит, но вибрация всё равно катится по стенам, пройдя насквозь меня. — Там куча документов на ознакомление.
Юрий Алексеевич прикрывает глаза, глубоко вдыхает, протяжно выдыхает и так повторяет несколько раз, прежде чем сомкнуть пальцы вокруг моего многострадального предплечья и потащить в свой кабинет. А я быстро-быстро переставляю ноги, бегу за ним и пытаюсь вспомнить плюсы, перечисленные вчера Машкой.
9. Глава 9
— Вот, — чАдов толкает меня в своё кресло и придвигает распечатанный талмуд сантиметра полтора толщиной. — Не знаю, как ты будешь крутиться, но через двадцать минут у меня должен быть перевод.
Устало потираю лицо, забыв о туши на ресницах, беру ручку и чистые листы, косясь на нависшего надо мной медведя. Как утёс, давящий своей монументальностью и раздражающий не знакомые ранее нервные точки. До бешенства. До скрипа в зубах.
— Будете стоять над душой? — на удивление прорезается голос, и совсем не блеющий. — Лучше приведите себя в презентабельный вид. Причешитесь, — обвожу пальцем контур своего лица, объясняя, что чесать надо всю растительность, а не только на макушке, — смените пиджак, а то он пожёванный как… — «из жопы» — добавляю про себя.
С минуту Юрий Алексеевич буравит меня жгучей ненавистью, демонстрируя дьявольский перекос лица, а у меня шерсть на холке встаёт дыбом от ощущения, что вот-вот словлю болезненного леща.
— Девятнадцать минут, — раскатисто рычит адова особь, делая шаг от меня. Смотрит ещё долгие пару секунд и скрывается за неприметной дверкой в углу кабинета.
«Надо же, собственный санузел», — думаю, услышав шум воды. — «Правильно. Такого психопата нужно держать в изоляции от нормальных людей».
Отключаюсь от окружающей действительности и зарываюсь в выданный материал. Дело спорится, стержень уверенно скрипит по бумаге. Мне везёт — основная масса текста относится к пояснению договорных пунктов, с которыми я работала вчера. Одна треть — чертежи деталей, не требующие перевода, а из нового лишь внесённые поправки, сделанные Чадовым.
Щёлкает замок и петли с тихим скрипом сообщают о возвращение хозяина берлоги. Не глядя, протягиваю документы и застываю, подняв глаза. Тёмная растительность тщательно приглажена, белая рубашка скрипит от чистоты, на поменянном пиджаке ни залома, ни волосинки. Хоть сейчас под венец, как когда-то говорила мама отцу.
