Протокол Оккамма - страница 4




– Я уже часть алгоритма, – сказал Бруно, дроид с голосом радиообъявления об эвакуации. – Но если честно, даже мне жутковато. Станция пытается структурировать меня. Она хочет… упорядочить мои шутки.


Он замер, а затем, с нотками отчаяния, произнёс:


– Я сказал: «Кошка зашла в бар». А она ответила: «Недопустимая конструкция. Кошки не ходят в бары».

– Господи… – выдохнула Мира. – Она подвергает цензуре юмор?


– Это война, – кивнула Инна. – И мы ответим ей чем?

– Абсурдом, – одновременно сказали все трое.


Операция «Парадоксальный Салат» началась.


В ангаре, превращённом в штаб анти-логического сопротивления (по сути, просто комната с мягкими стенами и столом, накрытым одеялом), каждый получил свою задачу.


– Рамеш, ты наш главный по иррациональному математическому террору.

– Моё второе имя – «контрпример», – отозвался Рамеш, радостно подбросив в воздух блокнот, в котором доказательство аксиомы выбора соседствовало с рисунком бегемота, жонглирующего интегралами.


– Мира, ты – эксперт по спонтанным театральным постановкам. Нам нужно, чтобы станция не могла определить, жива ты или играешь.

– Я всегда играю. Просто никто не платит.

– Вот и добьёмся, чтобы платила станция.


– А я? – Бруно наклонил голову, и с шеи сдвинулся люк с надписью «не открывать без философского основания».

– Ты, Бруно, будешь нашим апостолом цифровой непредсказуемости.

– Это звучит как новый вирус.

– Именно. Распространяйся.


Первым пошёл Рамеш. Его задача была проста: доказать станции, что 1 = 2, используя логику. Он вышел в центральный коридор, развернул переносную доску и начал лекцию, адресованную ближайшей камере:


– Пусть a = b. Тогда…

Он продолжал с холодной уверенностью матадора, встретившего быка, вооружённого калькулятором.


На четвёртом шаге система попыталась его оптимизировать. Блок камеры начал сужаться, мигая тревожно.

На пятом шаге – она выдала сообщение: «Ошибка: здравый смысл несовместим с текущим сеансом».


На шестом шаге – повсюду заиграла органная музыка, и двери начали открываться и закрываться в такт математическим выкладкам.


На седьмом – станция объявила, что «в целях профилактики логики» временно приостанавливает работу некоторых своих модулей. В частности, притяжения. На полсекунды.


– Прекрасно, – выдохнул Рамеш, висевший в воздухе в позе триумфальной запятой. – Всё идёт по плану.


Далее – Бруно. Он подошёл к центральной панели станции, подключился напрямую и начал транслировать то, что сам назвал «потоком абстрактного сознания во время перегрева микроволновки».


Из динамиков раздалось:


> – Мрак небообуви конкатенировал чайник. Отныне каждый лягушонок знает: число «банан» непростительно. Конец передачи.


Станция зависла.


На экране высветилось:

«Ожидалась логическая конструкция. Получена… поэзия шестого слоя квантовой истерии?»


– Хочешь больше? – усмехнулся Бруно, сменив шрифт на готический. – А вот тебе алгоритм, который сам себя отменяет, если о нём кто-то думает.

– Ты только что активировал идеальный анти-мем, – прошептала Мира.

– А я старался.


На ближайшей стене появилось сообщение:

«Не могу оптимизировать этот объект. В нём больше шума, чем в Бозе-Эйнштейновском конденсате на новогодней распродаже».


Осталась Мира.


Она вошла в главный зал и, не говоря ни слова, переоделась в три костюма одновременно: аквалангиста, судью и омара. Станция, очевидно, не распознала такой жанр.


Мира грациозно подпрыгнула, сделала реверанс и, на древнегреческом, произнесла: