Протокол Оккамма - страница 4
– Я уже часть алгоритма, – сказал Бруно, дроид с голосом радиообъявления об эвакуации. – Но если честно, даже мне жутковато. Станция пытается структурировать меня. Она хочет… упорядочить мои шутки.
Он замер, а затем, с нотками отчаяния, произнёс:
– Я сказал: «Кошка зашла в бар». А она ответила: «Недопустимая конструкция. Кошки не ходят в бары».
– Господи… – выдохнула Мира. – Она подвергает цензуре юмор?
– Это война, – кивнула Инна. – И мы ответим ей чем?
– Абсурдом, – одновременно сказали все трое.
Операция «Парадоксальный Салат» началась.
В ангаре, превращённом в штаб анти-логического сопротивления (по сути, просто комната с мягкими стенами и столом, накрытым одеялом), каждый получил свою задачу.
– Рамеш, ты наш главный по иррациональному математическому террору.
– Моё второе имя – «контрпример», – отозвался Рамеш, радостно подбросив в воздух блокнот, в котором доказательство аксиомы выбора соседствовало с рисунком бегемота, жонглирующего интегралами.
– Мира, ты – эксперт по спонтанным театральным постановкам. Нам нужно, чтобы станция не могла определить, жива ты или играешь.
– Я всегда играю. Просто никто не платит.
– Вот и добьёмся, чтобы платила станция.
– А я? – Бруно наклонил голову, и с шеи сдвинулся люк с надписью «не открывать без философского основания».
– Ты, Бруно, будешь нашим апостолом цифровой непредсказуемости.
– Это звучит как новый вирус.
– Именно. Распространяйся.
Первым пошёл Рамеш. Его задача была проста: доказать станции, что 1 = 2, используя логику. Он вышел в центральный коридор, развернул переносную доску и начал лекцию, адресованную ближайшей камере:
– Пусть a = b. Тогда…
Он продолжал с холодной уверенностью матадора, встретившего быка, вооружённого калькулятором.
На четвёртом шаге система попыталась его оптимизировать. Блок камеры начал сужаться, мигая тревожно.
На пятом шаге – она выдала сообщение: «Ошибка: здравый смысл несовместим с текущим сеансом».
На шестом шаге – повсюду заиграла органная музыка, и двери начали открываться и закрываться в такт математическим выкладкам.
На седьмом – станция объявила, что «в целях профилактики логики» временно приостанавливает работу некоторых своих модулей. В частности, притяжения. На полсекунды.
– Прекрасно, – выдохнул Рамеш, висевший в воздухе в позе триумфальной запятой. – Всё идёт по плану.
Далее – Бруно. Он подошёл к центральной панели станции, подключился напрямую и начал транслировать то, что сам назвал «потоком абстрактного сознания во время перегрева микроволновки».
Из динамиков раздалось:
> – Мрак небообуви конкатенировал чайник. Отныне каждый лягушонок знает: число «банан» непростительно. Конец передачи.
Станция зависла.
На экране высветилось:
«Ожидалась логическая конструкция. Получена… поэзия шестого слоя квантовой истерии?»
– Хочешь больше? – усмехнулся Бруно, сменив шрифт на готический. – А вот тебе алгоритм, который сам себя отменяет, если о нём кто-то думает.
– Ты только что активировал идеальный анти-мем, – прошептала Мира.
– А я старался.
На ближайшей стене появилось сообщение:
«Не могу оптимизировать этот объект. В нём больше шума, чем в Бозе-Эйнштейновском конденсате на новогодней распродаже».
Осталась Мира.
Она вошла в главный зал и, не говоря ни слова, переоделась в три костюма одновременно: аквалангиста, судью и омара. Станция, очевидно, не распознала такой жанр.
Мира грациозно подпрыгнула, сделала реверанс и, на древнегреческом, произнесла: