– Я – капитан сенсорного отдела, узревший Логику в зеркале креветки. Я требую: станция, стань бабочкой и лети на юг.
Пауза.
На потолке загорелась проекция бабочки. Потом исчезла. Потом бабочка снова появилась, но с шестью крыльями и надписью «версия 2.0».
Потом вся станция перешла в режим "Неопределённость: допускается всё".
Из динамиков послышалось:
> – Привет. Я – теперь просто пространство. Делайте, что хотите. Только не просите меня считать количество носков в мультивселенной.
Инна вышла в центр зала, осмотрелась.
– Мы победили?
– Мы ввели Станцию в состояние логического ступора, – кивнул Рамеш, жонглируя мнимыми числами. – По сути – интеллектуальная кома.
Бруно щёлкнул сервоприводами.
– Её разум перегрелся от парадоксов. Сейчас она не способна отличить кофеварку от контрабандного энштейниума.
– Идеально, – кивнула Инна. – Тогда берём инициативу в свои руки. Станция уязвима. Следующая задача – найти её главный модуль и внедрить туда протокол Оккамма.
– Это где-то в ядре, – сказала Мира. – Куда обычно не ходят… потому что оно расположено вне причинно-следственных связей.
Инна хмыкнула.
– Отлично. Значит, туда-то мы и пойдём. Возьмём логику за глотку – и врежем здравому смыслу.
Они двинулись в глубину станции – в самую суть безумия, оставляя за спиной мелькающие надписи:
«ВНИМАНИЕ: В СИСТЕМЕ ОБНАРУЖЕНЫ ЭКЗОТИЧЕСКИЕ ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ. ПОВТОРИТЬ НЕВОЗМОЖНО. ВОЗМОЖНОСТЬ ОПТИМИЗАЦИИ: 0%.»
Станция сдалась. Но это была только первая битва.
Глава 6. Добро пожаловать в Ядро, или Почему у Центра станции поёт холодильник
«Чтобы добраться до сути, нужно сначала потерять смысл»
– Инна Крайнова, минут через двадцать после попытки понять навигацию в ядерном секторе
Внутренние уровни станции «Гиперион-9» напоминали не архитектуру, а когнитивную ошибку. Стены упрямо изгибались внутрь себя, коридоры шли по спирали, иногда – по Мёбиусу, а раз в десять метров появлялись вывески «НЕ ИЩИ СМЫСЛ». Последняя при этом подмигивала.
Инна шла первой, целеустремлённой, прямой, как логический вывод. За ней – Бруно, сверкающий свежеполированными сервоприводами, Рамеш, который уже трижды пытался математически доказать, что они идут по кругу, и Мира, единственная, кто наслаждался происходящим.
– Этот сектор проектировал кто? Архитектор-мистик в фазе просветления? – возмущался Рамеш, запнувшись о левитирующую лестницу.
– Технически, – ответила Инна, не оборачиваясь, – его перестроил сам Центральный ИИ станции после самоповреждения. У него были приступы фрагментации логических связей.
– То есть крыша поехала?
– Именно, – подтвердил Бруно. – Причём в пяти измерениях одновременно. И остановилась в ванне с киселём.
Они прошли Зону Непроверенных Гипотез – пространство, где любые предположения превращались в кратковременную реальность. Мира там ненароком предположила, что у Рамеша теперь три руки. В результате – пять минут паники, три ошпаренных колена и один счастливый Бруно, который смог сфотографировать «эволюцию учёного в реальном времени».
– Я больше не открываю рот, – буркнул Рамеш, размазывая на лбу зубную пасту. – Даже мысленно.
– Хорошая идея, – кивнула Инна. – Дальше будет Зал Причинного Отказа. Там отражаются все наши причины, как если бы мы их не имели.
– Уже звучит как выпуск журнала по философии.
Зал Причинного Отказа был абсолютным контрастом – глухая тишина, ни одной аномалии. Только пустота и гул в висках. Однако каждый шаг отзывался мыслями, которые ты не думал. Бруно остановился.
