Капа никого не могла равнодушно пропустить мимо. Она была подвижная, верткая и жизнерадостная. Если проходил мимо свой человек – оживленно орудовала хвостом, высоко подпрыгивала и била лапами его по бедрам, вытягивалась всем телом, подставляя голову к рукам, чтобы ее гладили и хвалили. Если видела чужого – отчаянно бросалась к нему со звонким, пронзительным лаем, защищая все, что ее окружало.
Последнее время она быстро росла. Она вытянулась, лапы стали длинные, глаза стали большие, сияющие веселым азартом, уши встали торчком. Она приобрела формы девицы, но кобельки ей еще не интересовались.
Капа росла и не гнушалась едой. Люди обратили внимание на ее тайные походы на мусорную кучу. Ночи она проводила в помещении огромной станции, а днями, когда прекращался дождь и ветром подсушивало асфальт, бегала по территории, лаяла на ворон, грелась на слабом и редком солнце, ела, что человек пошлет.
Но однажды, как бы спохватившись, люди обратили внимание на то, что у Капы пропал аппетит. Она почти перестала есть.
Капа лежала на бетонном полу станции и отрешенно смотрела куда-то в пустую даль. Женщина положила в миску вареное мясо, жидкий, с хлебными крошками, суп-лапшу и поднесла ее к самому носу собаки. Та испуганно встала, прижалась к железобетонной колонне и, бестолково глядя на женщину, отвернула морду от миски. Сколько ни пытался человек подсунуть ей корм, она шарахалась от него со страхом, вертела мордой и не принимала его. В этот день она исчезла и не появлялась до вечера.
На следующий день она ожила, завиляла хвостом, тяжеловато, но азартно запрыгала, погуляла по улице.
Принялся моросить холодный затяжной дождь. Она легла на свое бетонное место и пролежала там до самого утра.
Мужик посмотрел на нее критическим, участливым взглядом. Капа стояла перед ним тощая, как фанерка, хвост понуро болтался, как плеть. Даже голова казалась сплющенной, усохшей. Бока впали до такой степени, что мужик увидел сквозь них свет лучей лампы, что висела на другой стороне станции. Лапы еще более вытянулись и напоминали тонкие длинные соломины. Глаза ее сузились и превратились в узкие, растянутые к ушам щелки.
Капу покачивало.
– Она сожгла желудок… Ей сегодня крышка! – оповестил он женщину.
Капа неуверенным шагом ушла на грязно-желтый газон и скрылась там в ямке за кленом. Целый день она пролежала в ямке, иногда с трудом поднималась, волочила ослабшее непослушное тело на другое место, валилась набок и вновь замирала.
Однако на ночь пришла в помещение. Легла рядом все с той же колонной и снова обратила свой взор, казалось, в себя.
Ночь длилась долго. Громко гудели моторы. В помещении мерцал тусклый желтый свет. Собака стояла неподвижно и все так же смотрела стеклянными черными точками в неизвестность. За большими окнами зала стояла беспросветная, кромешная темнота. Сильный порывистый ветер выл гласом волка. Стекла звенели и бряцали.
Через час мужик вновь смотрел на собаку. Она неподвижно стояла в неизменной позе, но теперь уже смотрела на него. Хвост ее чуть шевельнулся в порыве радости и сразу повис, замер. Мужик заглянул собаке в узкие, оплывшие глаза, но увидел в них холодную черную смерть. На него смотрела Она – властная и безжалостная! В коварных застывших глазах больше ничего не было. Пустая страшная и жестокая смерть окутала все вокруг. Мужик почувствовал угасающее дыхание жизни. Ледяное поветрие смерти. У него в глазах промелькнула гримаса ужаса. По телу прокатилась волна щемящей дрожи.
