Психи, тихушники и прочие фрики, или Они это заслужили - страница 3



Ниночка часто приходила к нам, посидеть, по-соседски поговорить. Правда, обычно она приходила, садилась и молчала. Как-то бабушка предложила ей что-нибудь сказать, на что та возмущенно ответила: «А чего говорить-то». Сделано это было как-то конвульсивно и агрессивно. Правда, иногда она все же о чем-то рассказывала. Я, будучи 4-5-летним ребёнком не прислушивался. Но отчётливо помню, что свои спичи она часто заканчивала фразой: «Вот ведь горе-то, ааа, задавлюсь». Бабушка, как принято в таких случаях, пыталась её урезонить. «Ну, что ты, Нина, такое говоришь-то. Перестань».

Запомнился мне ещё такой эпизод. Однажды вечером зашёл к нам Коленька и пригласил маму с бабушкой к себе, – решил показать новый кухонный буфет. А покупка соседом нового буфета долго обсуждалось у меня дома как крайне важное и достойное пересудов событие. Я увязался за старшими. Посмотрели на буфет, укорили Коленьку – зачем, мол, на новый буфет доски от старого прибил. Тот ответил: «Ох, ох, так красивее, красивее». Мама с бабушкой посокрушались, махнули рукой и пошли домой. Буквально перед порогом мама бросила: «А где Ниночка-то у тебя? Чего она закрылась? Испугалась что ли»? Через полсекунды дверь из комнаты резко распахнулась, появилась Ниночка, и раздался страшнейший историчный вопль на полную громкость: «Сааааамаааааа испугаааааалась». После этого что-то ещё типа: «А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а» с истошным хрипом, в который переходил вопль». После этого была какая-то энергичная перепалка между мамой и бабушкой, с одной стороны, и Ниночкой, с другой. Коленька при этом испуганно охал.

Важной темой взаимоотношений между отцом и дочерью была еда. Ниночка любила поесть, по крайней мере, с точки зрения Коленьки. Встречая моих старших, он частенько жаловался: «Ох, ох, я пойду в магазин, продуктов накуплю, а она все пожирает у меня». Если Ниночка была поблизости, то выбегала и истошно орала: «Сааааааам пожираешь». Как-то старик специально пришёл к нам, чтобы пожаловаться на то, что дочь съела у него шоколадку. Помню, как бабушка стала на защиту Ниночки: «Ну что уж ты, Коля, она ведь все же дочь твоя. Что уж ты шоколодки-то для неё пожалел».

Однажды ранним утром буднего дня, часов в 6 утра в нашу дверь позвонили. Это был Коленька. Как всегда несколько торопясь, немного панически, хотя и не более чем обычно, он произнёс: «Ох, ох. Это, Ниночка, Ниночка че-то в петле трепыхается». Мама с бабушкой немедленно последовали за ним. Когда они зашли в соседскую квартиру, Ниночка полулежала в постели, голова была приподнята, так как находилась в петле, прикреплённой к металлической спинке кровати. К тому моменту молодая женщина трепыхаться уже перестала. Своё обещание удавиться она всё-таки выполнила. Как я опять же узнал гораздо позже, её твёрдое намерение покончить с собой было связано с несчастной любовью, с изменами Толика, которого она боготворила. Она мечтала вернуться к нему, ждала, что он приедет за ней и заберёт обратно. На увещевания моей мамы насчёт того, что «зачем нужен такой гад, который других баб водит», Ниночка отвечала: «Так а что же, ведь он иногда и со мной тоже спит».

Примерно через год к нам пришёл Толик. Это был типичный молодой мужчина с явными ментальными отклонениями, с глазами навыкат, в кепке, сдвинутой на макушку. Он спросил, живет ли в квартире напротив Нина Галанова. Бабушка ответила, что она год тому назад удавилась. Толик принял информацию к сведению, ответил: «Хорошо» и удалился.