Костин смотрел на нее с подозрением, его глаза сузились, словно пытаясь проникнуть за профессиональную маску, но затем он кивнул, принимая её слова за чистую монету. Елена почувствовала укол совести – она использовала психологические техники, чтобы манипулировать правдой, даже если цель была благородной. В каком-то смысле, она использовала те же методы, что и Савченко – манипуляцию сознанием.
– Я подниму все материалы по фонду, – сказал Костин, закрывая папку. Пыль, поднявшаяся от резкого движения, на мгновение повисла в воздухе, искрясь в луче света – словно призрачное напоминание о том, как легко поднять прошлое и как трудно от него избавиться. – А вы, – он захлопнул папку с тем особым звуком, который казался окончательным, как закрытие гроба, – держите меня в курсе, если появится что-то новое о вашем пациенте. И будьте осторожны. Если есть связь между исчезновениями…
– Я могу быть следующей? – Елена попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. Вместо этого она ощутила непроизвольное напряжение лицевых мышц – соматический отголосок страха.
– Я бы сказал, что вы уже вовлечены, – серьезно ответил Костин. Его взгляд на мгновение смягчился, в нем мелькнуло что-то похожее на защитный импульс, смешанный с мужским инстинктом покровительства. – Позвольте проводить вас до дома.
В предложении Костина Елена уловила не только профессиональную заботу о потенциальной свидетельнице, но и более личную ноту – то ли он действительно переживал за её безопасность, то ли использовал профессиональный предлог для продолжения контакта. В любом случае, инстинкт подсказывал ей, что сближение сейчас было бы ошибкой. Сначала ей нужно было разобраться в собственных чувствах и намерениях.
Елена отказалась от сопровождения, настояв, что доберется сама. Подавленный мужской инстинкт защиты отразился в едва заметном напряжении челюсти Костина, но он не стал настаивать. Она оценила его уважение к её решению – это говорило о его эмоциональном интеллекте и отсутствии гендерных предрассудков, которыми часто страдали его коллеги.
Перед расставанием они обменялись телефонами, и он пообещал связаться, как только появится новая информация. В момент, когда их пальцы соприкоснулись при передаче визитки, Елена почувствовала легкий электрический импульс – то ли статическое электричество, то ли физиологическая реакция на взаимное притяжение. Это мимолетное ощущение напомнило ей, что под слоями профессиональных масок они были просто мужчиной и женщиной, с примитивными инстинктивными реакциями, которые игнорировали все социальные условности и психологические защиты.
Выйдя из полицейского участка, Елена глубоко вдохнула вечерний воздух. После часов, проведенных в замкнутом пространстве, наполненном эмоциональным напряжением, открытое пространство улицы казалось освобождением. Но вместе с тем пришло и острое ощущение уязвимости – здесь не было стен и дверей, отделяющих её от потенциальных угроз.
Городской пейзаж начал приобретать вечерние черты – зажигались фонари, витрины магазинов светились неоновыми огнями, прохожие ускоряли шаг, стремясь добраться домой. Была та особая пора между днем и ночью, когда мир кажется подвешенным между реальностями – слишком поздно для дневных забот, но еще слишком рано для ночных.
Весь путь до дома она прокручивала в голове разговор с Костиным. Её беспокоило ощущение, что она что-то упускает – какую-то важную деталь, соединяющую все элементы этой головоломки. Вспомнился один из любимых афоризмов Савченко: «Психика – это не пазл с одним решением, а калейдоскоп, где каждый поворот создает новую картину из тех же фрагментов». Она пыталась найти тот поворот, который сложит фрагменты в осмысленную картину.
