В подъезде пахло сыростью и кошками – запах, который прочно ассоциировался у неё с домом. Обычно она не обращала на него внимания, но сегодня он почему-то вызвал приступ тоски и одиночества. Поднимаясь по лестнице – лифт в их доме работал через раз – она думала о Костине, о его пятилетних поисках сестры. Каково это – жить с открытой раной, которая не затягивается? С надеждой, которая не умирает, но и не сбывается?
На площадке четвертого этажа она замерла, охваченная внезапной тревогой. Что-то было не так. Лампочка перед её квартирой горела тускло-желтым светом, отбрасывая резкие тени на стены. В этом свете привычный коридор казался чужим, зловещим. Елена замедлила шаг, прислушиваясь. Тишина. Но не та комфортная тишина пустого подъезда, а какая-то напряженная, выжидающая.
Она подошла к двери и на мгновение заколебалась, прежде чем вставить ключ в замок. Всё выглядело обычно – та же потертая дверь, тот же глазок, через который она часто наблюдала за жизнью подъезда. Но внутреннее чувство – то самое, что психологи называют «периферическим осознанием» – подсказывало, что что-то изменилось.
Трясущимися руками она открыла дверь и быстро вошла, сразу же закрыв за собой и задвинув цепочку – привычка, оставшаяся со студенческих времен, когда она жила в неблагополучном районе. Квартира встретила её привычной тишиной и запахом лаванды – она всегда оставляла аромадиффузор включенным, когда уходила, чтобы возвращаться в приятно пахнущий дом.
Елена быстро заперла дверь на два оборота и включила свет. Её двухкомнатная квартира выглядела как обычно – немного беспорядка на рабочем столе, книги, расставленные не по размеру, а по частоте использования, кухня с чистой посудой на сушилке. Тем не менее, она методично обошла все комнаты, проверила шкафы, ванную, балкон. Всё было на своих местах, и всё же… что-то было не так.
Вернувшись в гостиную, она медленно осматривала каждый предмет, пытаясь понять, что вызвало её тревогу. И тогда она увидела это – на журнальном столике лежал кремовый конверт с безупречно ровными краями. Такие конверты не приходят по почте России, их не просовывают под дверь и не бросают в почтовый ящик в подъезде. И самое главное – она была абсолютно уверена, что утром его не было.
Страх сжал горло ледяной рукой. Кто-то был в её квартире. Пока она разговаривала с Костиным, пока искала ответы на вопросы, кто-то проник в её личное пространство. Прошелся по её комнатам. Возможно, смотрел её вещи, трогал её одежду.
Внутреннее пространство квартиры внезапно показалось ей нарушенным, оскверненным присутствием чужого человека. Как у пациентов с ПТСР после ограбления, которые не могут спать в собственных домах, ощущая «загрязнение» личного пространства. Она непроизвольно скользнула взглядом к двери в спальню, представив постороннего человека, касающегося её постели.
С колотящимся сердцем она осторожно подошла к столику, словно конверт мог внезапно ожить и напасть на неё. Первым импульсом было немедленно позвонить Костину, но она сдержала его. Профессиональное любопытство психолога боролось со страхом женщины, оказавшейся в потенциально опасной ситуации.
Осторожно взяв конверт двумя пальцами за краешек, она поднесла его к свету. Дорогая бумага с легкой текстурой, без марок, печатей или подписей. Только её имя, выведенное каллиграфическим почерком на лицевой стороне. Почерк, подумала она, мог принадлежать человеку с высоким уровнем самоконтроля и перфекционизмом – классические черты нарциссического расстройства личности.
