Под маской профессионального спокойствия она ощутила настоящую панику. «Эротическая аддикция» – термин, который она использовала только в своих личных записях и никогда не проговаривала вслух, даже во время супервизий с Савченко. Она использовала более нейтральную классификацию – «компульсивно-обсессивное расстройство с сексуальным компонентом». Откуда Александр мог знать о её собственной терминологии?
– Что вы знаете о его исчезновении? – спросила она прямо, одновременно анализируя собственные ощущения. Профессиональное беспокойство или личная тревога? Забота о пациенте или страх за собственную репутацию?
– Исчезновении? – брови Александра удивленно приподнялись, но его глаза оставались спокойными, изучающими. – Какое интересное слово вы выбрали. Мне казалось, он просто решил сменить… скажем так, среду обитания. Некоторым душам тесно в рамках обыденности, доктор Северова. Особенно тем, кто, подобно Кириллу, способен видеть за покровом повседневности иные реальности. Разве вы, как психолог, не согласны? Разве мы не проводим всю жизнь, запертые в клетке социальных условностей и профессиональных ограничений?
В его голосе Елена уловила смесь искреннего вопроса и тонкой провокации. Он говорил на двух уровнях одновременно – поверхностном, социально приемлемом, и глубинном, затрагивающем её собственные внутренние конфликты.
– Мне кажется, вы прекрасно понимаете, о чем я, – голос Елены стал холоднее, за профессиональной отстраненностью она пыталась скрыть нарастающую тревогу. – Кстати, не объясните ли, откуда здесь сценарии, удивительно похожие на истории моих пациентов? Те, которыми я делилась только с профессором Савченко в рамках строго конфиденциальных профессиональных консультаций?
Перехватывая инициативу в разговоре, Елена применяла классическую технику – смещение фокуса с собственного дискомфорта на встречную атаку. Техника, которую она сама разбирала на семинарах по психологическим защитам. Как бы со стороны она отметила горькую иронию момента – психотерапевт, использующий защитные механизмы, которые сам разоблачает у пациентов.
Она заметила почти незаметную тень, пробежавшую по лицу Александра. Микровыражение настороженности, длительностью менее полусекунды. Для неподготовленного наблюдателя это осталось бы незамеченным, но Елена годами тренировала свой клинический взгляд на считывание малейших невербальных сигналов.
Лицо Александра на мгновение застыло, мышцы лба почти неуловимо напряглись, но затем он улыбнулся – абсолютно контролируемая улыбка, затрагивающая только необходимые лицевые мышцы:
– А вы действительно наблюдательны. Профессиональная деформация или врожденная способность? – Он сделал глоток вина, давая себе несколько секунд на обдумывание ответа. – Но разве не в этом суть психологии? В поиске универсальных паттернов, закономерностей, которые повторяются от человека к человеку, от травмы к травме? Возможно, эти истории не так уникальны, как вам казалось. Возможно, мы все движемся по одним и тем же неврологическим колеям, думая, что прокладываем новые пути.
Он наклонился ближе, в его глазах появился опасный блеск:
– Или возможно, доктор Северова, то, что вы считаете конфиденциальной информацией, на самом деле лишь верхушка айсберга общей психической реальности, к которой мы все имеем доступ… если знаем, где искать.
Елена почувствовала физическое давление его близости. Дыхание слегка участилось, а по коже пробежали мурашки. Близость незнакомца обычно вызывает дискомфорт – базовая реакция защиты личного пространства. Но её тело реагировало иначе – не отторжением, а странным притяжением.
