– Временный недостаток, – отмахнулся лже-Костин беззаботно. – Который как раз и должна помочь преодолеть доктор Северова со своей методикой. Её «символическое отражение» – идеальный инструмент для доступа к тем глубинным слоям психики, которые сопротивляются стандартным техникам модификации.
Он повернулся к Елене, и его глаза блеснули с выражением восхищенного любопытства, которое она часто видела в глазах коллег на профессиональных конференциях, когда представляла результаты своих исследований.
– Вы ведь сами это понимаете, не так ли, доктор Северова? Часть вас, та самая тёмная, любознательная часть, которую вы так тщательно скрываете от себя и других… Она жаждет увидеть, как далеко можно зайти. Какие трансформации возможны. Какие двери в человеческое сознание можно открыть с помощью вашей методики.
Елена почувствовала, как что-то дрогнуло внутри – резонансный отклик на его слова, непроизвольное признание их частичной истинности. Да, было в ней это темное любопытство, это желание заглянуть за пределы, эта интеллектуальная жажда познания даже ценой морального компромисса.
– Возможно, – сказала она, удивляясь собственной откровенности в столь неподходящий момент, но понимая, что честность в данном случае может быть её лучшей защитой. – Но есть существенная разница между любопытством и действием. Между мыслью о преступлении границ и самим преступлением. Я выбрала оставаться по эту сторону черты. И буду защищать право других на этот же выбор.
– Благородно, – усмехнулся лже-Костин. – Но непрактично. Прогресс никогда не происходит без жертв, без преступления границ, без нарушения табу. Вы знаете историю медицинской этики? Знаете, сколько современных процедур, спасающих жизни миллионов, были разработаны в условиях, которые сегодня сочли бы неэтичными? Савченко просто идет тем же путем – сначала эксперимент, затем этический кодекс, основанный на результатах.
Елена заметила, как Рябов сделал почти незаметное движение рукой, сигнализируя ей готовность к действию. Она едва уловимо кивнула, понимая, что их молчаливая коммуникация должна оставаться незамеченной.
– А где во всей этой истории Александр? – спросила она, намеренно поддерживая разговор, чтобы отвлечь внимание. – Вы говорите, он не понимал. Но документы, которые я видела, показывают, что он активно сотрудничает с Савченко. Более того – что он сам прошел через… трансформацию.
– О, Александр, – лже-Костин произнес это имя с особой интонацией, в которой смешивались нежность и презрение, типичное проявление амбивалентной привязанности. – Он действительно особый случай. Когда я согласилась на эксперимент, он был против. Пытался остановить процесс. И тогда Савченко предложил ему… компромисс. Стать частью эксперимента, но с другой стороны – не как субъект, а как исследователь. Наблюдать за моей трансформацией изнутри, так сказать.
Он сделал паузу, наслаждаясь эффектом своих слов – еще одна черта нарциссического дискурса, потребность в эмоциональной реакции аудитории.
– Но Савченко слегка обманул его. Представил всё как контролируемый эксперимент с ограниченными изменениями. А на самом деле… вшил в его психику неактивированную личность. Запасной вариант, который можно активировать при необходимости. И когда Александр начал задавать слишком много вопросов, эта личность была… пробуждена.
– Вы говорите об Александре в третьем лице, – заметила Елена. – Как будто это кто-то другой. Как будто он…
