Я взял фломастер и написал под ней:
«Тебе одиноко?»
И резко встал, пошёл прочь. Меня давно подмывало это сделать, давно хотелось что-то у неё спросить, но я же не идиот – понимаю, что так она меня не услышит и всё думал, насколько легко, в случае чего, меня найдут по фломастеру. Очередная глупая мысль. Но это моя глупая мысль. Никому не дано права её судить. И поэтому я так заспешил. Вдруг кто-нибудь видел? Хочу нарваться на него сразу же. И зачем-то обернулся: раньше я с ней не прощался. Но в этот раз, как будто, был повод. Я не стал себе объясняться, просто обернулся. Она обернулась мне в ответ. И я ушёл, провожаемый её взглядом.
…
Когда я проснулся на следующее утро – день слабо отличался от пятницы. Сборы, спуск по лестничной клетке, мысли об одиночестве. Последнее было неестественно, но понятно. Я себя не сильно удивлял. ВУЗ был моим соседом, так что я пришёл на час раньше, как обычно, хоть перед входом часы говорили, что я уже опоздал и проспал пол занятия. Я уже привык. Это случается каждый день. Особенно в выходные. Тогда занятий у нас нет.
И я пошёл гулять по невзрачным коридорам строительного – они все, как один, похожи на бортики бассейна. Разве только с редкими стендами и чертежами/картинами/фотографиями на стене. Так что я не нашёл причин шляться и просто упал против своего кабинета, закрыв сонное лицо руками: будто так можно было проснуться снова дома и опять сюда собираться. Ненавижу. Так что благоразумно поднял лицо и уставился на ряд портретов известных строительных деятелей. Один из них был целиком замалёван белой краской, а на его месте было написано:
«Тебе одиноко?»
Я усмехнулся. Этот дядька раздражал меня больше всех. Так что я решил быть вежливым – не каждый день ради тебя стирают из жизни противных людей. И написал «Да». Просто и лаконично. И двинулся назад к стене. Упал, попытался оценить это дело со стороны. Но вместо диалога там красовалось:
«Да, тебе одиноко?»
Не припомню, чтобы писал в одно предложение. Попробовал снова, но подробнее: «Да, мне одиноко». И на второй раз там уже было:
«Да, мне, тебе, одиноко»
Я ударил себя по лицу ладонью. Какой я кретин, что сразу не догадался. И начал прописывать по букве алфавит – это было так очевидно, мне было за себя стыдно. И только я вывел букву «Я», надеясь, наконец, на нормальную беседу, как внезапно послышался громких девичий вздох и хорошо мне знакомый звук падающих документов. Это была молодая учительница, в её глазах читался неразделимый с миром ужас. Я сперва в непонимании поднял бровь, а после взглянул на свою писанину.
«Да уж» – утвердил я с удивлением. Немного увлёкся с масштабом. Пытаясь сделать буквы как можно чётче и понятнее – я, наверное, случайно стал писать их и больше. И почти всю стену теперь занимал рукописный красивым почерком алфавит и парочку символов. Выглядело интересно, но я сразу же среагировал и попросил тряпку, чтобы не вызывать лишних волнений у окружающих. Хотя себя бы таким поступком я бы испугал куда больше, глянь я на это со стороны. Благо, маркер был вполне смываемый и я быстро управился. Учитель с трудом пришла в себя, посмотрела на меня, затем тихо всхлипнула и, указав мне на руку, убежала, видимо с очередным приступом слёз. Люди слишком чувствительны иногда. На руке у меня всего лишь было написано «Спасибо»
…
Мне даже стало немного жаль бедный Уазик – он весь, сверху до низу, был исписан моим маркером. На колесе было написано «колесо», на дверях «дверь» и так далее. Был бы он живой – наверняка бы обиделся, по ой как многим причинам – сам не люблю, когда меня разбирают по запчастям. Но дело было важное. Где-то под надписью «стекло» появилось:
