У Птичи почему-то поднялась температура. На ровном месте, без кашля и насморка. И ничего не болело, просто горела, 39,6.
– Невроз, – сказала мама.
Она уложила Птичу к себе в кровать, улеглась рядом.
Рыся тревожилась.
– Иди спать, Рысенька, завтра в школу, – попросила мама.
– Ты его потом пустишь? – спросила о главном старшая дочь.
– Не знаю. Не уверена. Если только зашьется. На слово больше не поверю, – слабым голосом рассуждала, как с самой собой, мама Ляля.
– Может, уж и не пускать?
– Посмотрим.
Рыся поняла: пустит, куда денется. Ее право.
– Тогда отдай нам кладовку. Мы там будем жить. Когда он напьется, мы все будем там закрываться. Разбирайся с ним сама. Эти еще маленькие. Им расти надо. Нечего им такое видеть.
Мать лежала в кровати бледная, почти как подушка под ее головой. Птича рядом тяжело дышала, всхлипывая во сне.
Рысе жалко их было неимоверно. И в животе ведь у матери подрастает сейчас еще кто-то живой! Как ей вытянуть всех их! Она впервые растерялась.
– Рысенька, сделаем, как ты скажешь. Все сделаем. Иди спать сейчас.
Она-то ушла. Только всю ночь лежала с открытыми глазами, потому что стоило их закрыть, как отчетливо возникало перед внутренним зрением проклятое железное дуло.
Утром она отвела парней в садик. Потащилась в школу. Одна, без Птичи. Та лежала и горела себе. Сжигала тягостные воспоминания.
Рыся попросила у учительницы не спрашивать ее сегодня, так как плохо себя чувствует из-за болезни сестры. Поскольку учились сестры только на «отлично», просьба ее была уважена полностью. Рыся сидела, как оглушенная, не слушая, что происходит в классе.
Денька, верный друг, понял, что дело серьезно. Даже подсказывать не просил, как обычно.
Из школы они, как повелось, возвращались вместе, всегда втроем, а теперь вот вдвоем. Денька жил в их же доме, только они во втором, а он в десятом подъезде. Удобно. Он и играть к ним приходил, когда отец их многочисленного семейства был не пьяный. Любил Денька играть с их отцом. Про своего не распространялся, хотя он у него имелся. Мальчик из полной семьи, вполне благополучный ребенок – так про него мама какой-то подруге говорила, Рыся слышала.
Двое благополучных детей шли домой, смертельно усталые, хотя еще не прошло и полдня их долгих детских суток.
– У меня отец вчера домой с пестиком пришел. С настоящим, – проговорила вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, Рыся, – Хотел нас всех убить. Так сказал.
– Пьяный? – уточнил Денька.
И все им стало понятно. Без лишних слов.
Про их собственные благополучные семьи.
– Твой пьет? – на всякий случай поинтересовалась Рыся.
– Ужасно. Каждый день почти. А твой?
– Не каждый день. Сам знаешь. Но когда пьет, лучше его не видеть.
– Бабушка тоже про нашего говорит, что лучше бы мне не видеть. А то вырасту, стану как он.
– А ты? Станешь? Будешь пить? – оживилась Рыся.
Этот вопрос ее очень беспокоил. Она говорила себе, что не переживет, если Ор и Дайка, став взрослыми, будут вести себя как их папаша. В этом случае все ее старания сейчас лишены смысла.
– А ты? – внимательно глядя на нее, ответил вопросом на вопрос друг.
– Я! Конечно, нет! Чего меня спрашивать! Девочки не пьют! – самоуверенно хмыкнула Рыся. – Ты про себя лучше скажи: ты – будешь?
– Девочки не пьют? – крикнул ожесточенно Денька и наподдал со всей силы ногой пустой пластиковый пакет, валявшийся посреди дороги. – Девочки не пьют…
Рыся с ужасом увидела, как по щекам его поползли слезы. Крупные, одна за другой. А Денька не плакал никогда.
