– Що ви взагалі знаєте? Аби не ваші батьки, вас би вже давно в колонії навчили дисципліни.
Це моя земля! – Гапа помахала перед нашими лицами какими-то бумагами. – Понаприїжджали тут, ти бач! Ну, то виправимо… – она обратилась к очкастой мартышке. – Ви б забрали її в якусь колонію. Вона, до речі, під слідством була.
– Да? – очкаричка уставилась на слабохарактерного участкового.
– Ну, не то чтобы, но там история…
– Понятно! – заключила очкастая гадина, прервав блеяния «бравого стража порядка».
– В Киеве есть разные учреждения. Плодить уголовщину мы не будем, у нас это строго пресекается. Если это в таком возрасте, – она сверилась с бумагами, – 9-ть лет, такое, то к подростковому она станет мошенницей, воровкой, проституткой или убийцей.
– Да щоб тобі ні дна, ні покришки! – гаркнул Женька.
Мегера в очках раздраженно посмотрела на Женю:
– Уберите этого хулигана!
– А что тут происходит?
Я обернулась – из дома как раз вышла мама Анастасии Ивановны.
– Я работник социальных служб. Забираю эту неблагополучную девочку в приют для несовершеннолетних. А если она будет упираться, – она схватила меня за руку и больно ее сжала, – отправлю в колонию.
– Какое право вы имеете? – растерялась мама нашей Настеньки. – Она благополучная, хорошая девочка.
– А вы собственно кто? – этот бабуин в очках теперь наседал на бедную женщину.
– Да вона ніхто! Женіть її звідси, чого стоїте? – Гапа подначивала участкового. – Це моя земля, моя!
– Иди, собери вещи, и не вздумай сбежать, – мегера обратилась ко мне.
– Что здесь происходит?
Я была рада, что Анастасия Ивановна вовремя вернулась.
– Так, я работник социальных служб, оправдываться перед всякими не собираюсь, – наигранно уставшим голосом сообщила социальная кровопийца.
– Что?! – Анастасия Ивановна опешила. – Я не отдам вам девочку.
– Я и спрашивать тебя не буду, пигалица.
И тут я увидела, как Анастасия Ивановна прищурилась:
– Ба, Упырина Вурдалаковна, вас повысили в должности? – Анастасия Ивановна усмехнулась. – Вы теперь пьете кровь бедных сирот, и без того обиженных судьбой?
Наша фельдшер схватила эту Вурдалаковну за локоть.
– Ты, ты, я тебя знаю, – Вурдалаковна пыталась вырваться, – ты эта, ты Охрименко.
Ты проститутка малолетняя.
– Вурдалаковна, у вас все либо проститутки, либо будущие уголовники, – спокойно сказала Анастасия Ивановна. – Только мне вот интересно, как с таким уровнем образования и такими «потрясающими» методами преподавания, вы дослуживаетесь до той или иной должности? – моя любимая и самая смелая защитница особенно едко сейчас говорила. – Может, древнейшая профессия помогает?
– Я лучший педагог СССР! Я методист высшей категории! – бабуиниха надулась и готова была лопнуть.
– А я врач, причем очень неплохой, и как врач заявляю, что у вас мания величия, а это, знаете ли, серьезное психическое отклонение.
– Да я на тебя в суд подам!
– Ваше право. Ждите встречного иска, – сказала Анастасия Ивановна и забрала меня в дом, прихватив и мальчишек, и опешившую маму.
Меня била дрожь, Настя отпаивала меня какими-то травками.
– Попей, Снеж, это чаек с мятой и мелиссой, успокоишься.
Я тихонько пила чай.
– Чего они к ней прицепились? – воскликнул Олег. – Что им нужно?
Анастасия Ивановна посмотрела на него, а потом на меня. Все это время она меня обнимала.
Ее мама поцеловала меня в макушку и тоже села рядом.
– Олег, ты умный парень, – она грустно вздохнула. – Ты понимаешь, что девятилетняя сирота одна жить не может.
