Пусть она вернется - страница 5

– Знаешь, чего бы я на самом деле хотела на день рождения? – спрашиваю я, изображая радостное настроение в попытке вернуть прежнюю легкость.

Тимоте смотрит на меня с интересом. Мне нужно предложить идею, которая захватила бы и его. Я же его должник. Все годы нашей дружбы 27 сентября он проводил с нами – Селией, папой и мной. Смирялся с днем Тоски, когда я старалась всячески не думать о матери, но каждый мой вздох был для нее, где бы она ни была и что бы ни делала. В этот день не было и минуты, чтобы я не спрашивала себя, помнит ли мама об этой дате, ненавидя ее за все, что она сделала. Все, что она сделала со мной.

– Нет, но сгораю от нетерпения узнать.

Я поворачиваюсь к экрану телевизора, поджав губы и изо всех сил стараясь придумать хоть что-нибудь. По телевизору показывают фильм про альпинистов. А вдруг мне понравилось бы это занятие? Упорно двигаться вперед, преодолевать себя, чтобы забыть, чтобы возродиться. Отбросить страхи в пропасть и оставить на вершине все принципы, что портят мою жизнь. Жить по-настоящему, без страха. Сказать себе, что жизнь одна, и воплотить эту теорию на практике.

Я приставляю палец ко лбу, и Тим копирует мой жест, смеясь.

– Включаешь особый режим?

Он заражает меня своим весельем, и я улыбаюсь. Мой взгляд по-прежнему прикован к экрану, на котором теперь показывают выставку корсиканских художников – я ищу способ окончательного примирения, когда вдруг мое сердце пропускает удар. Нет, даже не так. Оно замирает.

Я падаю в пропасть без дна, мне не за что ухватиться. Завороженно смотрю на экран.

Я только что встретилась взглядом с матерью.

Еще с самого исчезновения матери мне часто казалось, особенно в первые годы, что я вижу ее в толпе. Обычно это длилось всего пару секунд. Мое тело дрожало от предчувствия. Чаще всего это была чья-то спина на улице, в очереди в кассу магазина, на рынке у прилавка с цветами, скрючившийся силуэт бездомной женщины возле булочной. Ведь казалось возможным все, что угодно. Она могла быть в любом месте. Однако моя надежда гасла всякий раз, как я встречалась взглядом с вероятной кандидаткой.

Иногда я ощущала болезненный укол, наталкиваясь на ее отражение в зеркалах. «Мы с тобой как точные копии, ты моя мини-версия», – говорила мать с восторгом. Я на самом деле ужасно на нее похожа – тот же нос с горбинкой, те же густые каштановые волосы. Я унаследовала ее пухлые губы, миндалевидные глаза и даже крошечные мочки ушей. Единственное, что у нас было разным – это цвет глаз, поскольку в генетической лотерее я выиграла зеленые радужки отца.

Но на этот раз я видела не себя или незнакомку. Я бы легко отдала руку на отсечение, что на экране было лицо моей матери.

Губы Тимоте движутся, но я напрасно пытаюсь сосредоточиться на его лице, я слышу только ужасный гул в ушах. Как будто рой пчел орудует там отбойными молотками.

Пятнадцать лет назад полиция не нашла достаточно доказательств, чтобы открыть дело, и быстренько пришла к заключению, что моя мать уехала по собственному желанию. Но мы с папой так и не смогли в это поверить. По крайней мере, в первые месяцы. Мой отец, решив во что бы то ни стало выяснить, что случилось, ради нашей семьи, особенно после отказа судьи возбудить дело, обратился в благотворительную ассоциацию по поиску пропавших. Он развешивал объявления о пропаже везде, где только мог.

Это занимало не только его рабочее время, но и все свободные часы. Папа приходил на работу с единственной целью – расклеить фотографии жены и номера телефона на задние стекла сдаваемых в аренду автомобилей. Ему казалось, что чем больше машин будут ехать с этими наклейками, тем больше шансов найти ее. Это все должно было закончиться головокружительным сюжетом о воссоединении на телевидении, типа тех, что показывают в разных популярных телешоу. Но не вышло.