Читать онлайн Вадим Егоров - Путешествие в пространстве и во времени. Ближняя и дальняя родня, события, люди

Рецензент Станислав Николаевич Некрасов, д.ф.н., профессор УрГАУ

Рецензент Фонд имени П.П. Бажова

Рецензент Сергей Александрович Тютюков, д. п. н.

Компьютерная верстка Николай Сергеевич Ясинский, к. г. н.

© Вадим Владимирович Егоров, 2023

ISBN 978-5-0051-9914-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В этой книге рассказывается не только о Екатеринбурге, но она посвящается нашему городу, его предстоящему 300-летию

Да он и вправду путешественник во времени и пространстве! Люди, целые картины былого и сущего оживают на этих страницах. Вот, вглядитесь, Екатеринбург восемнадцатого века, а это век двадцатый начинается, вот земля тамбовская довоенной поры, Москва и Подмосковье, и много советского Свердловска, вятские края и снова Екатеринбург, уже наших дней. В Екатеринбурге пока не был, посещу теперь. В книге довольно много неизвестных событий, фактов, которые кроме автора никто не знает или уже не знает. Написано искренне, обнаженным сердцем, можно сказать. Он отлично понимает и чувствует людей, поэтому даже и нам, совсем недавно знакомым ему людям, он дал те или иные части текста, учуяв наш интерес к мемуарам, генеалогическим изыскам, биографиям, семейным хроникам. И мы, польщенные таким доверием, пустились вслед за автором в путь по Екатеринбургу-Свердловску, по временам и губерниям, городам и селам… и явно не прогадали.

Вадим Егоров вовсе не сухой профессор-доктор (или не всегда таков), а прямо-таки художник слова. Он явно перескромничал, характеризуя себя где -то в конце книжки едва ли не как дилетанта. Всё написано крепко и главное – интересно, не оторвешься. Это новый жанр прозы рассказывать живо, увлекательно не об одном роде или даже двух, а о целой совокупности переплетающихся родов. Ведь у каждого из нас уйма родственников по разным линиям, только мы их, как правило, большей частью не знаем. И он не знал, а вот узнал, взял и раскопал, оживил всё вокруг. Тяжело читать чужую генеалогию, а здесь не тяжко, интересно очень. Этот «конгломерат родов» (В. Егоров) включает в себя и весьма известных личностей, самые разные сословия: дворяне и купцы, мещане и почетные граждане, священники и крестьяне, казаки, военные. О ком -то вскользь, о ком-то или чем-то подробнее, очень много фотографий, есть графические и живописные портреты, помогающие повествованию.

Автор сделал своим родственникам щедрый, даже царский, подарок, создав заодно некий «путеводитель» по родственным связям. Если с кем и не встретятся лично, так хоть узнают друг о друге. А нам, кто автору не родня, он преподал полезнейший урок, некий мастер-класс как обстоятельно и нескучно написать о своих пращурах и родственниках.

Повторюсь, что по сути это новый жанр в литературе, родоведении. И данная оценка – не преувеличение. Прочитайте эту книгу обязательно, да только не по диагонали, а по-настоящему (можно вслух, семейным кругом) и сами подтвердите для себя мои слова. Найдутся, поди-ка, и критикующие, а куда ж без них.

В общем впечатление от книги самое хорошее, мы о ней еще услышим, всем рекомендую прочитать. Доброго здоровья и полезных, интересных жизненных событий! Спасибо за внимание!

А. Сомов, краевед, журналист, Марсель, Франция

Идет время, сменяются поколения. Недавние, казалось бы, дети, юноши и девушки взрослеют, становятся главами семейств, людьми немолодыми. Часто хочется поймать мгновенье, открутить пленку жизни назад. Хотя и будущее по -прежнему интересно, любопытно. Родные лица, судьбы, эпизоды жизни приходят к нам из глубин памяти. И свыше, каким-то озарением. Как в песне: всё, что было не со мной -помню. А наши дети, они -то так могут? Иногда становится страшно, что семейные фото, рассказы и предания для них – своего рода просто мелькание, да некий информационный шум. Что они не рассмотрят тех лиц, которые для нас драгоценны, не поймут былей и воспоминаний, потрясавших нас или наших родителей до глубины души. Как передать им то, родное. То что пело, то что млело… «Родовое древо» – это в лучшем случае просто схема, а дальше? Вряд ли само по себе древо может высечь искру в начинающей жить душе, катарсическую мурашку, бегущую по спине. А если этого недостаточно, то надо экспериментировать, не тупыми как табуретки словами, а как -то по -другому. Они, наши дети и внуки, проживут и без наших «розовых соплей», но ведь нити сокровенного, соединяющие молодого человека с его родом, придают ещё жизненных сил, удовольствий (да да, и удовольствий), усиливают самоидентификацию «я есмь я». В общем, очень хочется попробовать передать детям и внукам знание о нас, о роде в живом, трепетном виде. Заодно – и самим вспомнить прошлое, дабы лучше постичь настоящее и грядущее. И ещё… собрать нынешнюю дальнюю и ближнюю родню воедино. Не так уж трудно (хоть и тоже важно) написать об одном роде, об одной фамилии, но ведь каждый из нас генами, душой и телом погружен в целый конгломерат родственников с разных сторон… И почему бы их поначалу хотя бы заочно не познакомить друг с другом? Насколько ухватывает глаз этих ближних и дальних, кровных и не совсем родственных связей как по горизонтали нынешнего времени, так и по вертикали лет и веков, времени исторического.

Небо словно разламывалось ударами молний, гром сотрясал все вокруг, дождь шелестел по соломенной крыше. Леонтий Агапович Жуков сильно занемог, лежал под рогожей больной и с печалью осознавал, что силы уходят из тела и вряд ли он уже встанет. «Василиса!» – хриплым голосом позвал он жену. Та подбежала к нему, пытаясь выглядеть как обычно веселой, уверенной, хотя от жара и сильного кашля мужа почти не сомкнула глаз. «Что, Левонтьюшко?» – спросила Василиса Никитична. «Кваску б немного», – попросил Леонтий. Она зачерпнула из жбана деревянную кружку и поднесла ему. Он выпил и замолчал. Уходит жизнь, такая вот горькая правда. Василиса всхлипнула, утерла передником слезу, но тут же взяла себя в руки, приступив в темноте раннего утра под раскаты грома к обычным домашним делам. Господи, неужто жизнь с Левонтьюшкой кончилась? Хорошо хоть, что дети взрослые, самостоятельные люди. Федор только вот блажит, хочет ехать на север, куда-то в Уральские горы, наняться в мастеровые на железоделательный али еще какой завод. Ну да и пусть, если что. Эх дети, дети, боязно за вас материному сердечку-то, хоть и взрослые вы давно. Днем дождь стих, заиграло солнышко, а болящему стало только хуже.

Надо звать священника, да только не пойдет, поди-ка в дом старовера. При батюшке Леонтия – Агапе Осиповиче все это началось, что нынче расколом кличут. Никон патриарх стал править старые священные книги, кои прежде Иван Грозный править строго запретил. А теперь трехперстие и четырехконечный крест в одном ряду с осьмиконечным и крестный ход идет не по ходу солнышка с востока к западу, а наоборот. Господа Исуса приказано теперь с двойной буквицею «и» писать зачем-то. Гордыня это всё Никонова, захотел вровень с самим осударем быти, а то чай и выше. Вот прогнали его, сослали, но сделанное им осталось. Священник всё же пришел, причастил и соборовал Левонтия Агаповича, давнишнего своего знакомца. Перекрестил умирающего по старому, двумя перстами. Вся семья и родня собралась в доме Леонтия и Василисы. Леонтия уважали. Одно время он был даже помощником иконописца в Троице -Сергиевом монастыре, на землях которого и была расположена между Владимиром и Москвою деревня Кибирево. Вечером Леонтию Агаповичу стало еще хуже, он проговорил: « Живите дружно», – хотел еще что -то добавить, да только шевельнул губами и отошел в мир иной. Восьмидесятое лето приближалось ему. Добрый был человек.

В семьсот тридцать шестом году по Владимирщине прошел сыск – выявляли раскольников. Подвергали наказанию кнутом, понуждая отречься от старой веры, заставляли отныне раскольников платить подати вдвое больше. Говорят, кого -то и сжигали, хотя скорее всего сами поборники древнего благочестия всходили на костер, не желая жить в осрамленном миру. Вот тогда -то подхватил жену, сынишек Федор, сын Леонтия и с несколькими такими же земляками на санях отправились на Урал.

До Екатеринбурга добрались под Рождество, пока это крепость и завод на реке Исеть, начатая при Петре и названная именем жены его Екатерины, но будет настоящий город. Построены Екатеринбургский железоделательный завод, плотина и Монетный двор для чеканки медной монеты в казну. Ровные ряды бревенчатых домиков. Народ, конечно, в основном простой, но неплохой. Что спросишь -ответят. Как, робятки, до начальства добраться, на работы попроситься? Работал Федор Леонтьевич мастеровым на заводе, познакомился с тезкой отца искусным плотинным мастером Леонтием Злобиным. Сын Яким стал потом тоже вместе с батюшкой на Монетном дворе работать по вольному найму. Нефёдко сын свою рыболовную артель сробил. В ревизской ведомости Екатеринбургской слободы 1747 года, проведенной по наущению Василья Никитича Татищева, записаны Жюковы Феодор Леонтьевич 55 лет (1692), его сын Яким 25 лет (1722) и Нефёд 23 лет (1724) (РГАДА ф. 350, оп. 2, д. 899). С Татищевым и де Генниным они не виделись. Татищев, тайный советник, на шесть лет старше Федора, еще недавно был Астраханским губернатором, живет в отставке под Москвой, нездоров, страдает одышкой. Все здесь очень неплохо, только вот весной и осенью особенно грязи много, так это можно пережить. Вот и домик завели. Нефёдко парень упорный, собрал парней в Исети неводами рыбу ловить да на базаре продавать. Того и гляди развернется так, что со временем в купцы выйдет. Парень работящий и оборотистый, кто -то виршу даже о нем сложил: « Знамо дело, наш Нефёд всё, что хошь принесёт». О как!

И ведь стал купцом Нефёдко, торговал рыбой и мясом. А потом и сын Нефёда – Спиридон Нефёдович Жуков, родившийся в 1757 году, унаследовал дело и звание своего родителя. Крепкий хозяин и человек упрямый, довольно крутого нрава, многие его хоть и побаивались, но дела общие вели. Потому как купеческое свое слово он всегда держал. Любил посидеть в трактире, работников угощал и сам с ними по душам поговорить не гнушался. Матушку Екатерину и Суворова уважал. Дела у него шли хорошо, но в восемьсот пятом он закупил товару, оказавшегося порченым. « Ну как на меня, тертого калача, затмение -то нашло. Почувствовал, что у тех заезжих молодцов мясо вроде как с душком, а потом с приказчиком решили, что показалось. Ан не показалось». Потом еще одна похожая история. Этот крепкий, сильный человек сильно загоревал. И в том же восемьсот пятом году умер от апокалиптического удара. Накинув зипун, вышел на крыльцо проводить гостивших у него давеча друзей, помахал рукой и упал ничком.

Екатеринбург, плотина р. Исеть. 1780-е

Иногда по такому вот поводу люди могли грустно хохотнуть: « Кондратий хватил!» А у Спиридона Нефёдыча Кондратий – любимый сын, надежда. Кондратий Спиридонович Жуков -совсем еще юноша с ясными глазами и розовыми щечками, родился в 1787 году, осемнадцать годков. « Прости, сынок, что весь почти капитал твоего наследства на оплату батькиных долгов ухнется. Вроде и помнил я о черном -то, дне, ан не знал, что он так нагрянет», -прохрипел, умирая, Спиридон Нефёдыч. Кондраша отца схоронил, долги заплатил, хоть и не сразу. Но легко попасть в аховое положение, да нелегко из него выбраться, опять началась тряска в торговых делах. Пришлось из гильдии уйти и гордое звание «екатеринбурхскаго купца» сменить на более простое -мещанина. Обычного горожанина, иначе говоря. Парень хороший, грамотный, с людьми приветливый и в делах обязательный Кондраша был уважаем почти всеми, с кем имел дело. Жертвовал деньги, хоть и немного их было у него, на строительство Рязановской церкви, на нужды армии в 1812 – 14 годах и другие полезные дела. В купцы не лез, а мясом и скотом торговать у него получалось. Тот же Яким Меркурьвич Рязанов его и семью его уважал, вместе строили свои дома на новой улице Сухаревской, где Кондратьевич Спиридонович построил дом под номером один, двухэтажный полукаменный, с красивым небольшим садом. Восьмого мая 1822 года был объявлен именной указ государя императора Александра Первого « О замещении гражданских должностей по городу Екатеринбургу». В 1823 году Кондратий Жуков был избран депутатом Екатеринбургской городской Думы от мещан. Вот, как говорят, и не знаешь: где найдешь, где потеряешь. Депутат, шутка ли. А всего -то в то время было в думе три депутата – Тихон Гилёв, Кирила Сурин, Кондратий Жуков, да городской голова Лука Тарасов. Депутаты в ту пору и потом назывались « гласными», поскольку были голосом (» гласом») общества.