Вчетвером они подошли к трону, опустились каждый на одно колено и по очереди стали говорить:
– Я, Хранитель Севера, за себя и Дальгор клянусь быть верен королю и жду его приказов.
– Я, Хранитель Юга, за себя и Эн-Мерид клянусь быть верен королю и жду его приказов.
– Я, Хранитель Востока, за себя Донгмин и клянусь быть верен королю и жду его приказов.
– Я, Хранитель Запада, за себя и Эртвест клянусь быть верен королю и жду его приказов.
Король снова поднялся с трона и произнес:
– Слушайте же, Хранители, первый приказ короля. Следуйте за нами в Серебряную залу и будем пировать.
Монаршее «мы» в его устах прозвучало просто и естественно, без гордыни, без лишнего превосходства, всего лишь положенное слово, ничуть не более вымученное, чем «здравствуйте» или «спасибо». Если король был настолько умен, что сам нашел эту интонацию, его правление будет если не безоблачным, то благополучным. Если же ему это посоветовали, и тогда его царствование не отметится губительными ошибками.
– Прошу его величество отпустить тех, кому не место на светском пиру, – изрек кардинал, который теперь находился совсем близко к Аминану и смотрел на него странным, почти свирепым взглядом.
– Пусть уйдут те, кто не могут остаться, но сначала примут королевские дары, – возгласил король.
И вышли слуги, неся в руках ларчики и шкатулки разного размера. Каждый служка подставил свою подушечку и принял причитающийся ему дар.
– Да благословит Всевышний короля, – возгласил кардинал.
– Воистину, – стройным хором отозвались служки.
И церемониальная толпа растеклась на два потока. Один, возглавляемый кардиналом и состоящий из монахов, скрылся за дверью, в которую вошли Хранители. Второй, предводительствуемый королем и его четырьмя ближайшими вассалами, вышел в другую дверь.
Большой зал, в котором проходило пиршество, радовал глаз черно-золотыми драпировками, гербовыми цветами королевской семьи Моранси, и Ли невольно залюбовался ими, едва не забыв про сами угощения. Тушеные в соусе овощи были, вероятно, вкусны, пока не остыли, но юный герцог Донгминский думал о них очень мало. Один слуга подлил в кубки немного вина, другой воды. Ли знал, что на пиршестве коронации вино всегда подают разбавленным, дабы празднество не омрачили ссоры и драки. Говорят, виночерпии короля были столь сведущи в своем деле, что умели с помощью воды не испортить, а улучшить вкус вина, но юного герцога Донгминского это сейчас совсем не занимало.
Он вновь оказался в одиночестве: матушка и тетя Кими занимали, как положено, стол Востока, справа от стола Хранителей, за которым сидел Ли. Там же, справа, поставили столы для людей и вассалов других герцогов. С родственниками сюда приехал только он сам.
Стол Хранителей стоял на небольшом возвышении, но чуть ниже, чем королевский, и Ли прекрасно мог видеть Его Величество, даже руку, на которой блестело кольцо Моранси. Под гербом королевской семьи, черного единорога на желтом фоне, рядом с Его Величеством сидела королева Фиалама, молодая и смуглая женщина, но внимания на ней герцог Найто не заострял. Мысли его текли иным руслом. Скипетр, мантия, перевязь – все после коронации было отдано в сокровищницу. Но без кольца с печатью Моранси король не мог появиться перед своими подданными, и потому оно считалось важнейшей драгоценностью, едва ли не важнее самой короны.
А Ли своей позорной небрежностью чуть не погубил всю церемонию.
