– Возможно, это место молитвы местным богам? – едва открывая губы, произнес я.
Образы и письмена на картине были мне неизвестны. Это говорило о том, насколько далеко я был от дома. Все тут было настолько непонятно и чуждо мне. Но это не пугало, а наоборот привлекало.
– Где я? – вопрос сам собой сорвался с губ.
Я не ждал ответа, ведь кроме меня в доме никого не было. Через аккуратные белые окошки, украшенные вышитыми занавесками, в комнату с улицы лился дневной свет и доносились детские голоса.
– Проснулся? – раздалось за спиной.
Я повернулся настолько быстро, насколько мог, то есть очень медленно. И тут же мой взгляд встретился с карими смеющимися глазами добродушной сельской женщины.
Глава 2. Завтрак для бродяги
Я стоял и смотрел в ее теплые большие глаза, не в силах отвернуться. Незнакомку окружал аромат луговых цветов и свежего хлеба. Ее каштановые волосы были аккуратно заплетены в косу, а голова покрыта белоснежным платком. На вид женщине было лет сорок, но сельская жизнь могла накинуть год-другой к ее возрасту.
Длинное льняное платье, подпоясанное бечевкой, подчеркивало ее женственность. А удивительный фартук, накинутый поверх, был сшит из множества маленьких, ярких, разноцветных лоскутков. Я бы не смог найти двух одинаковых ни по форме, ни по цвету. Казалось, что они были пропитаны непонятной магией, скользя и перемешиваясь, оставаясь неподвижными. Или это просто у меня еще кружилась голова от слабости.
Женщина молча стояла напротив меня и ласково улыбалась, но при этом ее глаза быстро оценивали мое состояние.
– Простите, пожалуйста, но совсем не помню, как я к Вам попал. Вообще мало чего помню. Что это за место? – я медленно и осторожно задал один из вопросов, что мучил меня с момента пробуждения в неизвестном доме.
Ее улыбка стала еще теплее, а нежная ладонь коснулась моей щеки. От этого прикосновения голова закружилась, и я слегка покачнулся, едва устояв на ногах.
– Ты, наверное, голоден? – спросила незнакомка, проигнорировав мой вопрос.
В ее словах звучала легкая, еле заметная, но от того и более прочная нотка стали. С ней невозможно было спорить, как и с любой женщиной и матерью, когда дело касалось распорядка дня. Я вновь ощутил себя ребенком и тут же согласно кивнул.
– Тогда, пока я накрою на стол, пойди умойся, – она рукой указала на деревянную кадушку с хрустально чистой водой.
– Простите, пожалуйста, а где моя одежда? – смущаясь, спросил я, только сейчас осознав, что стою перед хозяйкой в бинтах на груди и льняной повязке на бедрах, что заменяла мне белье.
– Ах да, – звонко рассмеялась женщина.
Я потупил взгляд, подобно ребенку, который был настолько невнимателен, что забыл, где лежит его одежда.
– Твоя одежда давно в выгребной яме. Этим лохмотьям там самое место. Как ты вообще их носил? Все в дырках. Ткань плывет под иглой. Ужас, одним словом.
Я смотрел ей в глаза, пытаясь понять, ругает она меня или жалеет. Голос был нежным и сочувствующим, но та самая стальная нить, которую и раньше было слышно, напоминала про мою безответственность по отношению к одежде.
– Возьми на полке рубаху и штаны моего мужа. Он не будет против, – женщина слегка улыбнулась, но глаза были наполнены странной грустью.
Поймав ее взгляд, я задумался. Неужели она сама, без мужа, растит детей? В том, что у нее есть дети, я не сомневался, ведь своими ушами слышал их смех с улицы. Но та грусть, что промелькнула в ее глазах, не похожа на боль вдовы.
