О, как ты худ, Иисус, и в волосах
репьи застряли, и лицо в веснушках,
а голова, не знавшая подушки,
как сплюснута. Врут нимбы в образах!
Ладони, пригвожденные в слезах
дежурных чьих-то, и чернеет нумер
по списку, неужель ты вправду умер…
Коль так, какие нимбы в образах!
Я не любила этот мелкий страх
за будущность, и, право, не грешила,
когда не сына божьего любила,
того, что размалюют в образах.
Ты не иконой был – ты был живой
и нас учил любить людей со страстью,
как любят женщин! Что тебе до власти
церковной, государственной, иной…
Как нам принять за истину доску,
орущую про боль твою и муку,
где и меня, как святочную суку,
заставят продавать мою тоску.
Конечно, сложат мифы: и родню
придумают давидову, и чудо
зачатья, вознесенья, где я буду
блудницей… пусть… Тебя похороню
так просто, по-людски, как было нам
завещано праматерью единой.
Быть Человеком меньше ль быть, чем сыном
Того… Ах, люди, люди – им бы храм…
