Первым
в соседнее с Ноэль кресло отправился сюртук, потом жилет и шейный платок. Затем
Аарон присел, чтобы расшнуровать туфли и снять носки. Даже стопы его ног и те
были совершенны, но куда более завлекательное зрелище ждало впереди, когда
Аарон принялся расстегивать пуговицы на рубашке, а после и на ширинке брюк,
чрезвычайно ладно обтягивавших бедра и заметно увеличившийся бугор между ног.
—
Прошу простить за подобную… откровенность, — Аарон, развел руками. — Ничего не
могу поделать с собой.
—
Мужское тело в некоторых вопросах не умеет лгать, и иногда мне кажется, что
именно это более всего и привлекает…
Ноэль,
все еще неуверенная в необходимости полностью раскрывать свои желания,
проглотила слово «меня», но Аарон его все же, кажется, как-то уловил. Член у
него оказался именно таким, как и хотелось, как и представлялось во вчерашних
срамных видениях: прямым, ровным, цветом кожи лишь чуть-чуть темнее остальных
частей тела, не громадным, но и не крохотным — соразмерным. Не член, а
произведение искусства, которое могло бы украсить мраморную статую. Куда там
немногим натурщикам, наготу которых доводилось видеть во время обучения в
Академии художеств. Вспомнилось, как Ноэль мечтала о поступлении в нее и как
боялась спросить у мужа разрешение. А главное, последующее изумление, когда тот
с легкостью отпустил жену на все четыре стороны после того, как получил то, что
и хотел — необходимых по закону наследников.
Мысли
о муже и о собственных напрасных страхах как-то взбодрили, заставив думать о
том, что, может быть, и в случае с Аароном стоит быть посмелее. Крохотная капелька
смазки, росинкой украсившая собой головку, так и манила, разрушая ощущение
холодного скульптурного совершенства и делая половой орган Аарона, да и его
самого живым, подверженным страстям. Остро захотелось снять ее кончиком пальца
или даже языком. Бросившаяся в лицо краска затопила жаром.
—
Прошу, подвигайтесь! — Голос тоже предательски охрип, и Ноэль была вынуждена
откашляться, а после еще и совершенно пересохшие от волнения губы облизать.
Нагой,
возбужденный, но по-прежнему этим всем ничуть (по крайней мере, внешне) не
смущенный Аарон очень внимательно проследил за движением языка Ноэль, а после,
смешливо поклонившись, прокрутил себя в почти балетном па — с поднятыми руками,
на кончиках напряженных пальцев ног. И если безволосая, приятно выпуклая грудь,
украшенная светло-коричневыми, даже на взгляд нежными сосками, показалась Ноэль
воплощением мужской красоты, то спина — фактурная, сильная, широкая в плечах и
гибкая в талии, и вовсе сразила.
Впрочем,
взгляд тут же соскользнул ниже, чтобы задержаться на ягодицах уже не с
восторгом, а с легким разочарованием: в этом месте господин Соммерет-л’Иго,
пожалуй, был плосковат и маловыразителен, да и любезные сердцу Ноэль ямочки на
пояснице практически отсутствовали. Но общее впечатление это не испортило. Настолько,
что теперь просто-таки разрывало от страстного желания не просто видеть, но еще
и касаться…
—
Как лучше: сзади или спереди?
Ох!
Ноэль не сдержала нервный смех:
—
Примерно этот вопрос я и сама хотела вам задать. Действие живой картины… Каким
оно должно быть? Какой именно… формат вам интересен? Поцелуй, объятия?.. Или
что-то еще более откровенное?
— О
да! Откровенность — мое второе имя, — Аарон рассмеялся, и его ноздри хищно
раздулись. — А потому скажу прямо: я хотел бы, чтобы созданная вами живая
картина была настолько откровенной, насколько хватит вашей смелости. И опыта.
