Столб
внутреннего огня опасно колыхнулся, но тут же выровнялся. Яркая боль в
опаленной магией руке прочистила мозги, в которые, кажется, тоже проникло
слишком много вонючего и непроглядного городского смога. Все же просто!
Всего-то и нужно найти этого трусоватого и неуверенного в себе типа и…
Что
делать дальше, Ноэль понятия не имела, но была уверена: тогда и разберется. Вот
только как искать?! Засады, неоднократно устраивавшиеся, чтобы банальным
образом увидеть адресанта или хотя бы того, кто принесет письмо, ни к чему не
привели: в те дни, когда за домом Ноэль кто-то наблюдал, послания на крыльце
просто не появлялись. Неизвестный будто бы чувствовал чужое, ненужное ему
внимание и легко его избегал. Все-таки магик, а не человек? Магик-менталист,
наделенный столь же нетипичным даром, как тот, которым владела Ноэль?
Мысли
самым естественным образом перетекли на работу. Сегодня попасть в мастерскую
нужно было пораньше. Сбежав с крыльца, Ноэль свернула направо. Гараж, в котором
она уже почти год держала паромобиль, некогда принадлежавший мужу, а теперь
оказавшийся в ее полном и безраздельном пользовании, был совсем близко,
буквально в квартале. А вот художественная мастерская, где и создавались
знаменитые живые картины, заключенные в пространственные кубы из закаленного
магией стекла, располагалась далеко. Неудобно, но что поделать, если только
там, вдалеке от густонаселенного города, где чужая магия ни на что не влияла, а
силы текли свободно и широко, удавалось творить без проблем и риска слишком
сильно растревожить собственный дар, скованный совершенно четко прописанными
запретами?
Нет,
можно было бы окончательно перебраться в сельскую местность. Вернуться в
родовое поместье Шанталь-л’Ати, к матери и поближе к дочерям, тем самым
объединив место жительства и мастерскую. Но решимости
на такое не было совсем: казалось, что тогда одиночество, которое теперь
виделось проблемой хоть и затянувшейся, но все-таки временной, захватит и
поглотит, а творческий настрой окончательно ухнет из романтически-нуарного
настроения в депрессивно-мрачное.
Так
что приходилось вставать ни свет ни заря, слыша в отдалении низкие гудки
заводских сирен, созывавших к началу смены рабочий люд, и ездить, тратя на
дорогу по несколько часов в день. Впрочем, свой паромобиль Ноэль любила, про
себя считая его чуть ли не живым существом. Разговаривала с ним, холила и
заботилась. По этой же причине и стоял он не у дома на улице, а в просторном
гараже паромобильной мастерской, где ему всегда обеспечивали особый уход. Ее
владелец Киран Диггори был человеком столь же сильно и преданно влюбленным в
паромобили и вообще в технику, работавшую на пару, как Ноэль в свои
художественные магические кубы. Да и колдовал он над ней так же творчески и
любовно: смазывал, отлаживал, полировал.
Не
раз доводилось наблюдать, как его крупные руки — совсем не аристократичные,
необратимо, кажется, навсегда перепачканные в масле и саже, да еще и покрытые множественными
ссадинами и ожогами, бережно касаются той или иной детали, того или иного
агрегата. Да и паровой котел, прошедший плановую отладку у Кирана, даже
тональность звучания менял — не принимался периодически кашлять и пыхтеть,
словно задыхаясь, а мурлыкал ровно, удовлетворенно вздыхал и выстукивал что-то
ритмично-радостное. Ноэль подобную преданность делу и подобное мастерство
ценила, еще и поэтому став постоянным клиентом этого неуклюжего из-за невесть
когда приобретенной хромоты и всегда немногословного мужчины, так удачно
открывшего по соседству свою мастерскую.
