Фонари
гасли один за другим, а после и вовсе кончились — центральные городские
кварталы, где они были установлены повсеместно, остались позади. Теперь по
сторонам от мостовой потянулись сплошной стеной фабричные заборы. При этом
отражавшийся от них звук, ранее прерывистый из-за чередования домов и
бульваров, изменился, став ровным и насыщенным. И одновременно будто бы
удвоился. Ноэль обернулась — и точно, сзади, лишь немного отставая, за ней
следовал еще один паромобиль. Почему-то это показалось неприятным, даже
пугающим. Решив пропустить чужака, чтобы тот не маячил за спиной и не давил на
психику, Ноэль прижалась к тротуару, сбрасывая скорость. Двигавшийся сзади
паромобиль тут же ускорился, будто того и ждал. Но это как раз успокоило — было
логично предположить, что по меркам второго водителя Ноэль просто ехала слишком
медленно, вот тот и дышал ей в спину, не рискуя обгонять в условиях плохой
видимости, а как только появилась такая возможность, вырвался вперед. Куда он
свернул после, увидеть не удалось, да это было и не важно.
За
городом стало просторнее и как-то даже светлее. И потому, что утро медленно,
будто бы неохотно, но все же вступало в свои права; и потому, что смог остался
позади, разогнанный ветром, которому здесь, среди полей и перелесков, не
приходилось путаться и петлять, цепляясь за крыши и трубы. И даже тот самый
дирижабль на паровом приводе, замеченный Ноэль с крыльца дома и направлявшийся,
как выяснилось, в ту же сторону, что и она сама, теперь выглядел не старым
мрачным китом в темных глубинах облачного океана, а игривым белым дельфином в
аквамариновых южных водах.
Ноэль
остановилась на обочине, чтобы полюбоваться им и заодно утеплиться: здесь, вне
нагретых человеческой и магической активностью городских стен и мостовых, без
укрытия вонючего, влажного, но теплого смога, было много прохладнее. Уже давно
усвоившая это Ноэль всегда держала в багажном отделении теплое пальто, толстые
перчатки на меху и широкий шарф. Большинство магиков использовало собственный
дар, чтобы согревать себя, но Ноэль делать это не хотела: зачем растрачиваться,
если можно просто одеться?
Теперь
стало много комфортнее, и появилась возможность думать не только об
отваливающемся от встречного ветра носе и теряющих чувствительность пальцах, но
и о предстоящем дне. Первым делом надо будет создать картину с китом, плывущим
в небе над городом. Ноэль просто-таки видела то, как эта огромная, живая,
совершенно неуместная, а потому неожиданная и впечатляющая махина будет неторопливо
появляться из тумана, обтекая башню городской ратуши! Появляться, шокируя и
вызывая невольный восторженный выдох у потенциального зрителя, а после вновь
исчезать… Так что да — сначала это. Хотя бы в первом приближении, на уровне
чернового наброска, который можно будет поместить в куб, чтобы доработать
позднее. А вот после этого уж и уборкой можно заняться — покидать за дверь
кладовой то, что загромождает студию совсем уж неприлично, но точно пригодится
для кое-каких экспериментов, а полный хлам выкинуть …
Но
планы эти рухнули: когда паромобиль Ноэль выбрался из-под низко нависающих над
дорогой и густо заплетенных вечнозеленым плющом ветвей деревьев на широкую
поляну, в центре которой и стояло здание мастерской, стало ясно, что гость уже
здесь. И прибыл он на том самом дирижабле, что отшвартовался от причальной
мачты на Центральном вокзале, когда Ноэль вышла из дверей дома.
