Рассказы о прожитом - страница 13

Полк продолжал нести караульную службу, помогал местным властям поддерживать порядок в городе. В ротах помимо военных занятий проводились собрания и беседы, чтение вслух газет, обсуждение декретов Советской власти. Нашлись вдруг достаточно грамотные агитаторы среди командиров и солдат. Политпросвещением занимались и приходившие к нам гражданские работники.

Однако численный состав полка быстро сокращался. Официального приказа о демобилизации вроде бы не было, но полковой комитет, который продолжал исполнять функцию «высшей власти», начал отпускать по домам солдат и командиров старших возрастов, многодетных и больных. Были и молодые, здоровые дезертиры, некоторые из них бежали из полка, прихватив с собой оружие.

Ко мне пристала какая-то кожная зараза. Скорее всего, это была обыкновенная чесотка. По заключению полкового фельдшера комитет дал мне месячный отпуск для лечения в домашних условиях. Получил на руки соответствующий документ и поехал на родину.

Дома меня довольно быстро вылечила местная бабка-знахарка. Мазала тело дегтем, велела через день мыться-париться в бане, а распаренную кожу натирать каким-то травяным настоем.

В отпуске помог отцу подправить кое-какие домашние постройки, участвовал в дележе пахотных земель (бродили с меркой-треуголкой по глубокому снегу) и сенокосов, готовили к посевной инвентарь, чинили сбрую. Помещичьих земель в нашем краю не было, поэтому при дележе хозяйствам оставляли в основном те поля, которые были отбиты у леса и обрабатывались раньше. Только учитывали количество едоков в семьях. Нуждающимся наделы увеличили, у кого оказалась лишняя по общинной норме земля – урезали. Больших конфликтов процедура межевания полей не вызвала. А вот о сенокосах споров было много. Решили эту проблему только путем жеребьевки. Кому что выпадет – луговые ли угодья, лесные ли, болотные ли – тем и довольствуйся. Позже ради справедливости такие жеребьевки проводились не один раз.

В Христофорово мне принесли письмо от земляка-сослуживца. Он советовал в полк не возвращаться, а чтобы не сочли дезертиром, заявить о себе и своем документе властям в Сольвычегодске. От полка, по его словам, остались только те, кому больше некуда было деваться, и сам земляк обещал вскорости вернуться домой. Я поехал в Сольвычегодск, и здесь в бывшем ведомстве воинского начальника мне оформили долгосрочный отпуск.

– Иди, живи пока дома. Потребуешься – вызовем. Если надумаешь куда выезжать из волости, поставишь нас в известность, – сказали мне и выдали листок с печатью об отпуске.

На этом моя служба в старой русской армии закончилась. Мое офицерское обмундирование без знаков различия Ольга отчистила, отгладила и прибрала в сундук. По-настоящему занялись с отцом своим хозяйством. Пахали, сеяли. Всей семьей уезжали косить траву, брали с собой и малых ребятишек. Сена заготовили вдоволь.

В июле меня вызвали в Сольвычегодский уездный военный комиссариат. Название учреждения было для меня новым, настораживало. Весной вместе со многими мужиками волости меня по мобилизации не призвали, вспомнили пребывание в офицерах? Вместе со мной был вызван еще один прапорщик, тоже семейный крестьянин, по фамилии Башлыков. Его беспокоили похожие мысли. К бывшим офицерам органы рабоче-крестьянской власти относились в то время с подозрением.

В военкомате с каждым из нас долго беседовали, подробно расспросили и записали сведения о службе, о семьях, о хозяйстве. Интересовались и нашими военными знаниями. Отпуская нас домой, говоривший с нами работник предупредил: «Подгоняйте дела в своих хозяйствах да готовьтесь в Красную Армию. Командиры нам нужны».